Торопясь, Игнат набрал слегка трясущимся пальцем номер Циркача. Семь неровных цифр мент-затейник нацарапал на самохинской визитке всего-то час, ну чуть больше, назад... Занято, блин!
Игнат дал отбой и начал набирать комбинацию цифр, отпечатанную на визитке в типографии.
«А вдруг я делаю глупость? — подумал Сергач, и его палец замер, не решаясь нажать клавишу с последней цифрой телефонного номера Николая Васильевича. — Вдруг это люди Самохина за мною охотились?.. Но какой резон ему устраивать на меня облаву?.. Никакого резона, черт побери!»
Безумная версия о тугах — организаторах слежки и засады — напрашивалась сама собой. Преследователи больше напоминали подмосковных бандитов, чем фанатов-сектантов экзотического культа, ну так что с того? Может быть, туги заказали бандюкам поймать Сергача. Может такое быть? Запросто! Зачем жрецам Черной богини понадобился живой-здоровый пленный Игнат? Элементарно: чтоб узнать от него, как идет расследование предыдущих трех... нет, четырех, памятуя магната Шумилова убийств...
«Стоп, стоп, стоп! — осадил себя Игнат. — Совсем недавно у меня уже чуть было не съехала крыша, когда старичок в метро почесал прыщик над верхней губой. Нужно манипулировать фактами, и только фактами! Никаких пустых домыслов!»
Задушенный на квартире Тарасова Виталий Самохин — брат Николая Васильевича. И вопреки неверию Циркача Самохин-старший, разговаривая с Игнатом о смерти ближайшего родственника, оставался, как и прежде, спокоен, вежлив и деловит. Вот они — факты! Беспристрастные и циничные факты, из которых следует сумасшедшее предположение, что...
— Что Самохин — туг... — пробормотал Игнат и засмеялся. Нервно, истерично хохотнул. — Веселенький, ха, из меня Шерлок Холмс получается! Место в соседней с Наполеоном палате, считай, обеспечено.
Игнат тряхнул головой и уверенно ткнул блестящую кнопку, помеченную цифрой 8.
После первого длинного гудка трубка ответила незнакомым голосом:
— Добрый вечер, алло, вас слушают.
— Меня просил позвонить Николай Васильевич, я — Сергач, Игнат Сергач.
— Минуту подождите, пожалуйста, соединяю.
В трубке заиграла неторопливая приятная мелодия, прозвучало несколько тактов, и мелодичные переливы резко оборвались.
— Самохин у аппарата.
— Николай Васильевич, это Игнат...
— Где вы, Игнат? Алло?
— Николай Васильевич, на меня только что было совершено нападение. Прежде чем, как и договаривались, вам позвонить, я...
— Подождите!.. На пять минут выйдите все из кабинета, пожалуйста... Игнат, продолжайте, пожалуйста.
Игнат опустил собственные переживания по поводу прыщавого старикашки, коротко рассказал о слежке и о погоне, объяснил, откуда звонит, и, выговорившись, замолчал. Молчала и трубка. Табло таксофона бесстрастно отсчитывало молчаливые секунды.
— Алло! Николай Васильевич. Вы слышите меня?! Алло!
— Слышу. Задумался, извините. Вы меня ошарашили.
— Я и сам ошарашен.
— Игнат, в вас стреляли?
— Чего?!
— Я спрашиваю: преследователи в вас стреляли?
— Хвала духам, нет, кажется...
— Циркач о нападении уже знает?
— Нет пока. Но, если честно, собираюсь обязательно до него дозвониться. Прежде чем набрать ваш номер, я пытался связаться с Циркачом, у него занято.
— Игнат, слушайте внимательно! Все очень серьезно! Очень! Нам с вами нельзя сегодня встречаться, и вам КАТЕГОРИЧЕСКИ нельзя звонить и рассказывать о нападении Циркачу. Слышите меня?
— Слышу, но...
— Никаких «но», Игнат! Если Циркач активно включится в игру, он все нам испортит!
— В какую, черт подери, «игру»?!
— Спокойнее, Игнат. Успокойтесь. По телефону я не могу вам всего объяснить. Послать сейчас же за вами машину не могу, поскольку нет уверенности, что возле моего офиса, как и возле вашего дома, нету засады. Вы меня слушаете?
— Да. Время кончается.
— Какое время?
— Телефонная карточка. Нас скоро разъединят.
— Слушайте внимательно! Если хотите выжить, исчезните до завтра из города побыс...
— Как это — «исчезните»?..
— Не перебивайте меня, слушайте! Тот, кто устроил за вами охоту, — чрезвычайно опасен! Чрезвычайно! Вам повезло скрыться, но вас ищут! Слышите?!
— Слышу...
— Я все объясню завтра, а сейчас — бегом на вокзал, садитесь на электричку и поезжайте до конечной, в любом направлении. Паспорт при вас?
— Да.
— Если на конечной железнодорожной станции вами заинтересуется милиция, предъявите паспорт, соврите что-нибудь или скажите правду, скажите, что ждете первый утренний поезд в столицу. Переночуете на подмосковном полустанке, утром приедете и звоните мне прямо с вокзала. За ночь, надеюсь, все уляжется.
— Ни фига не понимаю! От кого я должен прятаться?
— Игнат! Я убежден, что сейчас противник работает по вашим московским адресам, по адресам ваших знакомых, вам надо...
— У меня полно друзей, я мог бы у кого-то из них отсидеться.
— Игнат, не перебивайте меня! Вы, конечно, можете рискнуть и собой, и кем-то из друзей...
— Не понял?
— Не нужно меня все время перебивать! Всякие контакты с вами опасны для третьих лиц, слышите? Общаясь с друзьями, вы ставите их под удар, слышите?
— Слышу.
— Вы вправе поступить по-своему. Можете позвонить и пожаловаться Циркачу вопреки моим инструкциям. Можете еще у кого-либо искать помощи и защиты. Но вряд ли кто-то сможет быть вам более полезен, чем я. Решайте, Игнат! Решитесь довериться мне, дадите мне ночь форы, ВСЕГО ОДНУ НОЧЬ, и, возможно, завтра я назову вам имя организатора всего этого кошмара!
— Николай Васильевич, хотя бы намекните, КОГО вы подозреваете? Я ЕГО знаю? Я о НЕМ слышал что-нибудь, когда-нибудь?
— Завтра, Игнат! Завтра! Денег у вас при себе много?
— Есть деньги, но...
— Никаких «но»! Ловите такси и на вокзал! Спасибо, что вы мне поверили. Ведь вы мне доверитесь, да? Игнат?! Вы поступите так, как я прошу? Да или нет?! Алло!..
— Да, черт побери! Но...
Но электронный кредит телефонной карточки иссяк, и в трубке запикали короткие гудки отбоя.
На вокзале по пути к пригородным билетным кассам Игнат купил у слегка выпившего бомжа газету, завтрашний номер «Московских тайн» со статьей про убийство Овечкина.
Поговорив по телефону с Николаем Васильевичем и сообразив, на какой конкретно вокзал лучше поехать, по какому из многочисленных направлений «исчезнуть» из города, Игнат поймал таксомотор, залез на заднее сиденье автомобиля и вдруг ощутил необычайное, доселе ни разу в жизни не переживаемое состояние абсолютного, полнейшего пофигизма. Все стало по фигу. Вообще все. Ноль эмоций, и лишь желудок недовольно урчит, как голодная кошка.