Антон, чтобы не насторожить еще больше Мохова, на всякий случай, подражая Борису Медникову, когда тот очень хотел курить и ни у кого не мог стрельнуть сигаретку, тяжело вздохнул и, посерьезнев, сказал:
— Покурили, хватит. Соловья баснями не кормят. Давайте толковать о деле. Как с магазином было?
Мохов удивленно вылупил глаза:
— Чего-то не пойму, начальник. С каким магазином?
«Чудака решил разыгрывать? Хорошо. Долго не наиграешь. Пойдем с другого хода», — усмехнулся про себя Антон.
— Если с магазином непонятно, расскажите, каким образом в ваш чемодан попали краденые вещи.
— А-а-а… Так бы сразу начинал. С вещичками и чемоданом, как в сказке: пришел, увидел, скарабчил, — Мохов натянуто улыбнулся. — Не мой это чемоданчик, гражданин начальник. Краденый он, вместе с вещичками.
— Не первый раз с уголовным розыском объясняетесь. Говорите подробней, без наводящих вопросов. У кого? Когда? Где украли?
— У проезжего, на главном новосибирском вокзале, в воскресенье, — с наигранной лаконичностью отчеканил Мохов и добавил: — Сявка какой-то из района подвернулся.
Ложь была грубой, старомодной. Нет, не на высоте умственные способности Мохова. Нервишки, к тому же, подводят. Соврал и сам не верит: глаза заюлили. Наверняка знает о магазине, иначе не стал бы примитивно добавлять: «Сявка какой-то из района подвернулся».
— Так не пойдет, Мохов. Сказку для первоклашек сочиняете.
— Чо я, Амундсен — сказки сочинять? Антон усмехнулся:
— Амундсен был выдающимся полярным исследователем, а фамилия знаменитого сказочника — Андерсен. Умные, хорошие сказки сочинял, не то, что вы.
— Мы университетов не кончали, — на лице Мохова появилось выражение, похожее на обиду, но глаза забегали еще сильнее. — Наше образование — четыре класса, пятый коридор.
— Это не делает вам чести и, тем более, не дает права лгать уголовному розыску.
— Не веришь? Хочешь, скажу, у кого увел? Антон поморщился:
— Хватит сочинять. Как попали в магазин?
— Чужое дело не клей, начальник. Не был я в магазинчике, — шея Мохова вытянулась и тут же укоротилась, будто он хотел втянуть непомерно большую косматую голову в плечи. — Моя профессия — карманы. Чемоданчик прихватил, между делом, у Гоги-Самолета… — И уставился на Антона, стараясь определить, какое произвел впечатление.
— Когда?
— В воскресенье утром, — не задумываясь, ответил Мохов и ухмыльнулся. — Без выходных работаю.
Предположение Антона, возникшее после допроса Костырева? подтвердилось: о смерти Гоги-Самолета Мохов не знает. Антон неторопливо достал фотоснимок, который показывал Костыреву, и подал его Мохову. Увидев, как у того отвисла губа, понял, что попал в точку. Мохов с тупым выражением лица долго разглядывал фотографию, потом растерянно уставился на Антона и, почти как Костырев, спросил:
— Мертвый, чо ли?
— В магазине, — подтверждая, добавил Антон. — Как вы умудрились на главном новосибирском вокзале в воскресенье утром украсть у него чемодан, если Самолета уже в живых не было?
— Так, может, его после этого сфотографировали, — наивно, без всякой надежды, сказал Мохов.
— К вашему сожалению, нет, — Антон нахмурился. — В магазине обнаружены ваши отпечатки и пустая пачка «Нашей марки». Надеюсь, понимаете, что отрицать такие улики — бессмысленное занятие. Только запутаете себя. Говорите все начистоту.
— Слово даю, не был в магазине! — взвизгнул Мохов.
— Каким образом вещи к вам попали?
— Увел чемоданчик у сявки.
— Сказка про белого бычка… Вы знали, что Гога-Самолет обворовал магазин или собирался обворовать. Откуда эти сведения?
— Накалываешь, гражданин начальник! — снова закричал Мохов. — Мокруху хочешь пришить? Не выйдет! Не занимаюсь я мокрыми делами. Не занимаюсь!
Антон брезгливо поморщился:
— Улики, гражданин Мохов, улики… Кроме чистосердечного признания, вам ничего другого не остается. Неужели не можете понять этого? Будете говорить правду?
В глазах Мохова появился испуг. Антон глядел на него и все больше убеждался, что Мохов — мелкий, трусливый воришка, способный на любую ложь и предательство ради спасения собственной шкуры. И не ошибся.
Мохов трусливо огляделся, как будто хотел убедиться, нет ли в кабинете посторонних, и почти прошептал:
— Костырев… Костырев был в магазине, — опять огляделся и еще тише добавил: — Он там кепку свою посеял. Сам мне говорил, что свалилась с головы и в темноте не мог найти.
— И Дунечку Костырев ударил?
— Какую Дунечку?.. — Мохов открыл рот, но тут же угодливо закивал головой. — Ага, и Дунечку он саданул железякой, когда со шмутьем из магазина выскакивал.
Тонкая ниточка попала в руки Антона, наметилось совпадение с показаниями похмельной Дунечки, и он, стараясь эту ниточку не порвать, сделал вид, что верит Мохову.
— Зачем же вы все краденые вещи в свой чемодан сложили?
— Костырев чистеньким хотел остаться.
— Куда золотые часы дели и одну бритву?
— Загнали по дешевке. Хотели все шмутье сплавить, да на кофточках попухли.
— Кто продавал, Костырев или вы?
— Я, — Мохов вздохнул и повторил: — Костырев же чистеньким хотел остаться.
— А если скажу, что вы не продавали часы и бритву? — спросил Антон и, заметив, как насторожилось лицо Мохова, добавил: — Вы их отдали тому, кто помог отключить сигнализацию.
— Откуда у нас деньги в таком разе? — Мохов оживился. — Шмуток я продать не успел, они все в ажуре, а выручка всего тысяча была.
— Допустим, — согласился Антон. — Только… кто у вас опасную бритву купил? Сейчас опасные не в моде.
— Костырев их две взял.
— Есть документы, что три. Одну себе, другую вам. Кому третью?
— Групповую мажешь, гражданин начальник? Не было групповой. Костырев в одиночку магазин заделал. Моя профессия — карманы.
— А ведь пробовал и магазин обворовать…
— Разок только попытал. Как загремел охранный колокол на всю деревню, с тех пор поллитровкой меня к магазину не затянешь.
— Кто в этот раз отключил сигнализацию?
— Слово даю, не знаю! — Мохов ударил себя кулаком в грудь: — Крест во все пузо!..
— Почему Костырев согласился с вами на север ехать? — оборвал Мохова Антон.
— Чтоб денег подкалымить.
— Но он раньше почему-то не соглашался. Вам долго пришлось его уговаривать. Почему?
— А-а-а… Это он жениться, дубина, хотел. В Новосибирске чувичка у него была, врюхался в нее. А она ему финт ушами заделала, с инженером с московским снюхалась. Федька про это узнал и говорит: «Ну их всех сучек… Поехали, Пашка, на север, деньгу закалымим — не таких чувичек отхватим». Я толкую: «С хрустами, мол, жидковато, на билеты не хватит». А он мне: «В сельхозтехниковском магазине навалом золотых часиков появилось. Если трусишь, один пойду на дело, а ты посля толкнешь часики хотя бы по дешевке». На том и спелись.