— Я буду рядом, — прильнув к моему уху, прошептал Эдвард так тихо, что Чарли бы в жизни не услышал.
Эдварду позволили войти в дом. С открытыми глазами я продержалась только до лестницы, и последним, что я чувствовала, проваливаясь в беспамятство, были холодные руки Каллена, отдирающие мои пальцы от своей рубашки.
Такое ощущение, что я очень долго спала: тело затекло, будто за все это время ни разу не пошевелилась. Оцепеневший мозг еле работал; странные цветные сны и кошмары кружились в моем сознании. Они были такими яркими! Ужасное и восхитительное — все спуталось в один пестрый клубок. В нем были томительное ожидание и страх — неотъемлемые части неприятных снов, в которых твои ноги движутся не так быстро, как хотелось бы… В нем были целые орды монстров, красноглазых демонов, еще более жутких из-за своей жеманной любезности. Сон проник в сознание настолько, что я даже помнила их имена. Но самое сильное впечатление произвел вовсе не ужас, а ангел с прозрачными крыльями, оставивший в моей душе неизгладимый след.
Отпускать его очень не хотелось. Сон будто не желал отправляться в архив, где пылилось все то, о чем мне проще не вспоминать. Но я старалась, и сознание, взяв курс на реальность, понемногу просыпалось. Какой сегодня день, я не помнила, зато знала: меня ждут Джейкоб, работа, школа или еще что-нибудь. Глубоко вздохнув, я стала думать, как переживу еще один день.
Лба легонько коснулось что-то холодное.
Я покрепче зажмурилась: сон пугающе напоминает реальность. Еще немного, совсем чуть-чуть, и я проснусь, а Эдвард исчезнет…
Нет, творится что-то неладное, ощущения слишком реальны. Сильные руки, которые во сне сжимали меня в объятиях, слишком материальны. Если пустить все на самотек, потом об этом пожалею. Еще раз вздохнув, я разлепила глаза, полная решимости развеять иллюзию.
— Ой! — Из груди вырвался сдавленный вздох, а ладони судорожно метнулись, чтобы закрыть глаза.
Очевидно, я зашла слишком далеко, не следовало выпускать воображение из-под контроля. Ну, «не следовало выпускать» — не совсем честно. Я не выпустила, а вытолкнула его из-под контроля, фактически послав в погоню за иллюзиями, вот рассудок и не выдержал.
Доли секунды хватило, чтобы сообразить: возможно, я повредилась умом, зато могу наслаждаться галлюцинациями, благо пока они приятные.
Эдвард не исчез, его прекрасное лицо в каких-то сантиметрах от моего.
— Напугал? — В серебряном баритоне слышалась тревога.
Сладостный бред продолжался. Любимое лицо, голос, запах — все это куда лучше, чем тонуть в быстрине. Прекрасный плод больного воображения с тревогой наблюдал за чередой отражающихся на моем лице чувств. Радужка черная, как смоль, под глазами синюшные круги. Странно, раньше в галлюцинациях Эдвард мне таким голодным не являлся!
Я часто заморгала, пытаясь вспомнить последнее стопроцентно реальное событие. Мне снилась Элис; интересно, она правда приехала или то было всего лишь начало безумия? Итак, она якобы вернулась в день, когда я сама чуть не утонула…
— Черт!
— Что случилось, Белла?
Я расстроенно насупилась, и на красивом лице Каллена мелькнула тревога.
— Я ведь умерла, верно? Все-таки утонула! Черт, черт, черт! Представляю, что будет с Чарли…
Теперь нахмурился Эдвард:
— Ты не умерла.
— Тогда почему не просыпаюсь? — удивилась я.
— Белла, ты не спишь.
— Да, конечно! — покачала головой я. — Ты пытаешься мне это внушить, а потом проснусь, и будет еще больнее. Если вообще проснусь… а этого не случится, потому что я умерла. Как ужасно! Бедный Чарли! Рене, Джейк… — Я осеклась, содрогнувшись от чудовищности своего поступка.
— Похоже, ты путаешь меня с кошмаром! — Мимолетная улыбка Каллена получилась мрачной. — Не представляю, что такого ты могла натворить, чтобы попасть в ад. Признавайся, сколько убийств совершила за время моего отсутствия?
— Прекрасно знаешь, что ни одного, — поморщилась я. — Да и вместе мы бы в ад не попали!
Каллен вздохнул.
Сознание понемногу прояснялось. Неохотно оторвавшись от прекрасного лица, глаза метнулись к темному, распахнутому настежь окну, а потом обратно. Я начала вспоминать подробности… и почувствовала, что впервые за долгое время щеки заливает румянец — Эдвард здесь, со мной, а я по-идиотски теряю время.
— Неужели все это правда?
Мой невероятный сон — реальность? Уму непостижимо!
— Смотря что ты имеешь в виду. Если то, как в Италии нас чуть не растерзали, то да.
— Как странно! — вырвалось у меня. — Поездка в Италию… А ты знаешь, что раньше я нигде западнее Альбукерке не была?
Эдвард закатил глаза:
— По-моему, тебе лучше снова заснуть, а то болтаешь невесть что.
— Хватит, больше не хочу! — Постепенно мысли приходили в порядок. — Сколько времени? Долго я спала?
— Сейчас половина второго ночи, значит, получается около четырнадцати часов.
От долгого сна ныло тело, и я с наслаждением потянулась.
— А где Чарли?
— Спит, — нахмурился Каллен. — Думаю, тебе стоит знать, что в данный момент я нарушаю табу. Ну, с формальной точки зрения нет, потому что Чарли запретил переступать порог вашего дома, а я влез через окно… Тем не менее ясно, что он имел в виду.
— Папа не разрешает тебе у нас появляться? — Недоверие в моем голосе быстро сменилось гневом.
— А разве это удивительно? — Прекрасное лицо погрустнело.
От злости мои глаза сузились. Придется поговорить с отцом: возможно, стоит ему напомнить, что я уже совершеннолетняя. Конечно, дело не в этом, а в принципе.
Что ж, совсем скоро и запрещать будет нечего, а сейчас лучше подумать о чем-то менее болезненном.
— Так какова официальная версия? — спросила я с искренним любопытством и в то же время стараясь сделать разговор как можно непринужденнее, чтобы удержать себя в руках и не напугать страстным, неистовым желанием, бушевавшим внутри.
— О чем ты?
— Что сказать Чарли? Где я была целых… как долго меня не было? — Я мысленно пересчитала часы невероятного путешествия.
— Всего три дня. — Его взгляд стал напряженнее, а улыбка, наоборот, потеплела. — Я сам ничего не придумал, надеялся, у тебя есть правдоподобное объяснение.
— Чудесно! — простонала я.
— Может, Элис подскажет, — попытался успокоить меня Каллен.
Я на самом деле успокоилась. Какая разница, что случится потом! Каждая секунда рядом с Эдвардом — он так близко, прекрасное лицо сияет в слабом свете цифр моего будильника — драгоценность, которой нужно радоваться.