– Фе-Федор ушел, – запинаясь, прошептала Ангелина. О смысле произнесенных ею слов я догадался больше по движению губ, настолько тихо она говорила. – Когда Тема приезжает, Федор уходит...
– Очень хорошо. – Я подошел к серванту, подобрал пистолет. – Не бойся. Где одежда? Ты обещала дать во что переодеться. И где моя одежда, ее я тоже заберу. И, самое главное, где кроссовки? Стекло на полу, боюсь порезаться.
Ангелина ткнула пальцем в угол комнаты. Там на одном из стульев стопочкой лежало нечто чистое и свежее темных оттенков. Под стулом валялся ворох моих грязных шмоток и стояли обросшие сухой глиной кроссовки.
Ангелина Петровна заворочалась, намереваясь столкнуть с себя нокаутированного супруга.
– Прости, Ангелина, но тебе придется еще какое-то время полежать рядом с мужем, – поспешил я прошлепать голыми пятками к супругам на полу.
Ангелина послушно замерла, а когда я нагнулся, закрыла глаза. Она здорово меня боялась. До мертвенной бледности щек. До дрожи губ. До слез сквозь сомкнутые веки. За кого сейчас она меня принимала? За профессионального убийцу? За офицера спецслужб? Не знаю... Впрочем, мне на руку оставаться в глазах этой женщины суперкрутым и суперстрашным.
Поясом от халата Ангелины Петровны я связал и ее, и Артема Олеговича. Уложил мужа и жену бочком друг к другу, спина к спине, и использовал пояс в качестве веревки. Узлы затянул крепко. Узлы супруги смогут развязать либо с посторонней помощью, либо, если сообразят доползти до осколков стекла на полу, перережут их. Во втором случае им придется проявить завидную слаженность и взаимодействие. Глядишь, и помирятся. Общие трудности сплачивают.
– Ангелина, если твой благоверный снова поднимет на тебя руку... или ногу, смело угрожай ему, мол, пожалуешься мне, – дал я ценный совет женщине и, немного подумав, добавил: – Вали все на меня, все грехи. Дескать, я всю жизнь тебе угрожал, принуждал изменять мужу. Придумай историю, что я, например, сексуальный маньяк из спецназа, твой сводный брат-псих, о котором ты боялась рассказывать, оберегая покой любимого Темы. Смело импровизируй, у тебя получится.
Женщина слабо кивнула, не открывая глаз, а Артем Олегович начал постанывать. Минута-другая, и он очнется после нокаута.
Очнувшись, Артем Олегович непременно начнет кричать, звать на помощь. Нельзя допустить, чтобы его услышали. Я, все еще босый и голый, подбежал к музыкальному центру, включил режим «радио», поймал первую пробившуюся сквозь помехи эфира музыкальную волну и крутанул ручку громкости чуть не до отказа. Динамики голосом Аллы Пугачевой запели про то, что «в Петербурге сегодня дожди».
Давно пора одеваться и сваливать, однако зашевелился, приходя в себя, Лысый, и пришлось поспешить к нему, ударить пяткой в живот, чтоб не помышлял о подъеме на ноги еще хотя бы минутку.
Одевался я со скоростью солдата на побудке, «задним умом» осмысливал чудесное спасение от неминуемой смерти, второе или третье, а может быть, и четвертое за сегодняшний день. И запоздало переживал волну животного страха. Похожее чувство иногда бывает, когда сдуру, на красный свет, перебежишь дорогу перед носом тяжелогруженого самосвала. В нескольких сантиметрах за спиной прошуршат колеса, и между лопаток пробежит россыпью мурашей припозднившийся страх.
Между тем – глаза боятся, руки делают. Я одевался, смотрел на Лысого и думал, что без него мне до Москвы не добраться. Артем Олегович, конечно же, приехал на машине. Выпивши. Лысый трезв. Безусловно, машиной управлял Лысый, и, разумеется, у него есть доверенность на тачку. Угонять автомобиль Артема Олеговича или Ангелины Петровны с моей стороны вопиющее безумие. Придется заставить Лысого поработать шофером. Пистолет поможет сделать его сговорчивым и покладистым.
Совершенно неинтересно, откуда, но у Ангелины Петровны в запасниках нашлась одежда моего размера. Черные джинсы, фирменные, между прочим, пришлись впору. Рубашка темно-синего цвета так же подошла, будто на меня шита. Кроссовки я напялил свои, грязные, остальную кучу одежды завязал в узелок.
Взяв узелок со шмотками в левую руку, стиснув в правой руке пистолет, я подошел поближе к Лысому и не сильно шлепнул его подошвой кроссовки по почке. Лысый, доселе лежащий в позе эмбриона, разогнулся, дугой выгнул спину, повернул голову. Он посмотрел на меня, что поразительно, совершенно беззлобно. Сотню раз теми же глазами на меня смотрели во время спортивных состязаний побежденные спаррингпартнеры, и я не раз так же смотрел на соперника, признавая собственное поражение. Похоже, Лысый жил, следуя нехитрому закону: проиграл – смирись. И подчинись победителю.
Вечно молодая и периодически стройная примадонна российской эстрады оглушительно стенала по поводу расставания навек с милым, родным человеком. Я не стал мериться силой голосовых связок с многоваттной мощью музыкального центра, жестом велел Лысому подняться и идти во двор. Бугай понятливо кивнул и со второй попытки поднялся на ноги. Ходил он плохо. Гениталии я ему поприжал ощутимо, да и шея после удара в заушную впадину предпочитала оставаться в повернутом положении. Ноги колесом, словно кавалерист, голова набок, как у паралитика, Лысый поплелся к выходу из залы. Руки по собственной инициативе, без всяких намеков с моей стороны, Лысый сцепил в замок за спиной. Я шел следом, в трех шагах, держа сдавшегося на мою милость амбала на мушке.
Когда проходил мимо связанных супругов, обратил внимание, как открывается и закрывается рот у Артема Олеговича. Что он кричал, о чем просил или чем пугал, не знаю. Все звуки тонули в потоке децибел из колонок музыкального центра. На радиоволне Аллу Борисовну сменил патриот Газманов с гимном Москве. Ох, как мне хотелось поскорее добраться до столицы! И желательно без новых злоключений и приключений!
Я прикрыл дверь, выйдя из залы. Музыка сразу же стала меньше бить по барабанным перепонкам. Перед тем как выйти на улицу, тормознул Лысого:
– Лысый! Стой, надо поговорить.
Он остановился не оборачиваясь.
– Федор во дворе?
– Нет.
– Артема Олеговича ты вез на дачу?
– Я.
– Тачка во дворе?
– Да.
– Ключи от машины где?
– В кармане, у меня.
– Жить хочешь?
Лысый промолчал, только сгорбился немного, втянул голову в плечи.
– Не хочешь, так и скажи. Выстрелю в затылок, умрешь легко.
Я вжился в роль супермена. Чего мне стоило говорить надменным тоном Брюса Уиллиса, особый вопрос. Но Лысый, кажется, в мое суперменство поверил.
– Не стреляй... – попросил Лысый очень серьезно.
– Не буду, если ты довезешь меня без выкрутасов до Москвы. Там и расстанемся полюбовно.
– Без дураков? – Лысый расправил плечи. – Куда конкретно поедем?
– Уточню по дороге. Мне вся сегодняшняя заваруха не в кайф. Подбросишь до места, и забудем друг дружку. О'кей?