— Итальянский поход с лихвой окупил затраченные на него средства, — заметил Бертолле, — и благодаря Мальте египетской экспедиции обеспечен тот же результат. Наш корсиканец завоевал популярность в Директории, потому что его войны приносят ей немалый доход.
— Вы по-прежнему числите Бонапарта итальянцем?
— Он всегда останется сыном своей матери. Однажды он рассказал нам историю, как она проучила его за грубое обращение с гостями. Он уже перерос возраст порки, поэтому она дождалась того момента, когда он, раздевшись перед сном, был беззащитным, и изрядно оттаскала его за уши. Корсиканская школа жизни приучает к терпению в вынашивании планов мести! Французы радуются жизни, но итальянцы, подобные Бонапарту, все тщательно планируют. У них отличная преемственность: и древние римляне, и сицилийские бандиты свято верят в клан, а эта вера порождает алчность и мстительность. Он великолепный солдат, но помнит так много обид и унижений, что порой не понимает, когда нужно прекратить войну. И это, как я подозреваю, его слабость.
— Тогда зачем же вы поехали с ним, доктор Бертолле? И вы, и остальные ученые? Конечно же, не ради военной славы. И не ради сокровищ.
— Разве вы знаете хоть что-нибудь о Египте, месье Гейдж?
— Уже узнал, что здесь есть пески, верблюды и солнце. А что еще, почти не представляю.
— Вы честны. Все мы очень мало знаем об этой колыбели цивилизации. До нас доходят рассказы о величественных развалинах, диковинных идолах и непонятных надписях, но кто из европейцев на самом деле видел все эти раритеты? Люди стремятся к знаниям. Разве сравнится мальтийское золото с возможностью первым увидеть красоты Древнего Египта? Я отправился сюда за открытиями, которые обеспечивают человеку истинное бессмертие.
— Благодаря славе и популярности?
— Благодаря знаниям и открытиям, которые будут жить вечно.
— Или благодаря тайнам древней магии, — добавил Тальма. — Именно поэтому, наверное, вы пригласили в экспедицию нас с Итаном?
— Трудно предсказать, действительно ли медальон вашего друга откроет нам некую магическую силу, — ответил химик. — Вы же понимаете, как велика разница между историческими фактами и народными преданиями.
— Но разница существует и между желанием приобрести драгоценную безделушку и безжалостной готовностью убить ради нее, — возразил журналист. — Выиграв ее в Париже, наш американский друг теперь постоянно подвергается разным опасностям. Почему? Вряд ли его медальон укажет нам путь к академической славе. Скорее всего, приведет нас к иным тайнам. Даже если не к открытию физического бессмертия, то, возможно, к утраченным бессмертным сокровищам.
— А это лишь доказывает, что сокровища порой не стоят связанных с ними неприятностей.
— Открытия лучше золота, Бертолле? — спросил я, притворяясь беспечным во время всего их зловещего разговора.
— Что такое золото, как не средство для достижения некой цели? Вот мы и подошли к самому важному. Лучшие вещи в жизни нельзя оценить деньгами: познание, гармонию, любовь, красоту природы. Вот взгляните-ка, мы входим в прекрасное устье Нила в сопровождении прекрасной женщины. Вы будете новоявленным Антонием с новоявленной Клеопатрой! Чего еще можно пожелать?
Он прилег на койку, намереваясь вздремнуть.
Я глянул на Астизу, уже начавшую понимать французский язык, хотя она, казалось, с удовольствием пропускала мимо ушей нашу болтовню, предпочитая наблюдать за темными домиками проплывающей мимо Розетты. Верно, красивая женщина. Но она оставалась такой же непонятной и далекой, как египетские тайны.
— Расскажи мне о твоем предке, — повинуясь внезапному порыву, попросил я ее по-английски.
— Что?
Она тревожно посмотрела на меня, не имея никакой тяги к легкомысленной болтовне.
— Об Александре. Говорят, он тоже родился в Македонии, как и ты.
Она выглядела смущенной из-за того, что мужчина обратился к ней при посторонних, но медленно кивнула, словно признавая, что попала в общество невоспитанных грубиянов, и смиряясь с нашей бестактностью.
— Да, но предпочел стать египтянином, узнав эту великую страну.
— Он завоевал еще и Персию?
— Он прошел с триумфальными походами от Македонии до Индии, и еще при жизни люди считали его богом. Он завоевал Египет задолго до вашего французского выскочки и пересек безжалостные пески, чтобы посетить оракула Амона в оазисе Сива. Там почерпнул он магические силы, и оракул, объявив его богом, сыном Зевса и Амона, предсказал, что он будет править целым миром.
— Должно быть, он получил основательную поддержку.
— Именно восторг от этого пророчества убедил его основать великий город Александрию. По греческому обычаю он обозначил границы поселения ячменными зернами. Когда на них слетелись птичьи стаи, встревожив соратников Александра, ему предсказали, что новый город примет новых жителей и будет кормить многие земли. Но македонский полководец не нуждался в предсказаниях.
— Не нуждался?
— Он сам творил судьбы мира. Однако он умер или был убит до того, как успел совершить все задуманное, а из святилища Сива исчезли его священные символы. Так повелел Александр. Одни говорят, что его тело перевезли обратно в Македонию, а другие — что Птолемей схоронил его в тайной гробнице этой необъятной песчаной пустыни. Пусть ваш Иисус вознесся на небеса, но он, похоже, тоже исчез с лица Земли. Вероятно, Александр обладал божественной сущностью, как и сказал оракул. Подобно Осирису, занявшему свое место на небесах.
Да, простой рабыней или служанкой ее не назовешь. Откуда, черт возьми, Астиза узнала все это?
— Я слышал об Осирисе, — сказал я. — Он воскрес благодаря магии его сестры Исиды.
Впервые она взглянула на меня с подлинным интересом.
— Вы знаете, кто такая Исида?
— Божественная покровительница материнства, верно?
— Образ Исиды отразился в вашей Деве Марии.
— Вряд ли христиане порадовались бы такому сравнению.
— Странно. Ведь вся христианская вера и ее символы произошли от религии египтян. Воскрешение и загробная жизнь, божественное зачатие, троица и триединство, идея о человеческой и божественной сущности людей, жертвоприношения, даже крылья ангелов и копыта да раздвоенные хвосты демонов — все это было известно за тысячи лет до рождения вашего Иисуса. Свод ваших десяти заповедей — это, в сущности, упрощенная исповедь древнего египтянина перед кончиной, подтверждающая его безгрешность: «Я не убивал». Религия подобна дереву. Египет — ствол, а все остальные — ветви.
— А в Библии сказано иначе. Там говорилось о ложных идолах и истинном иудейском боге.
— Как же невежественны вы в своей вере! Я слышала, как вы, французы, говорите, что крест является римским символом разрушения, но какого рода символ дает верующему надежду? Истина в том, что тот крест является сочетанием орудия смерти вашего спасителя с нашим анхом, древним крестообразным символом вечной жизни. А что тут удивительного? Ведь до пришествия арабов Египет был самой христианской страной.