Пирамиды Наполеона | Страница: 85

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Как я уже упоминал, в Гизе находились три большие пирамиды, все они имели внутренние туннели и одинаково пустые залы. На вершине пирамиды Хефрена еще сохранилась часть обшивки из совершенно гладких и белых известняковых плит, которые когда-то покрывали все гигантские гробницы. Должно быть, в давние времена все они блестели на солнце, как соляные кристаллы! С помощью геодезических инструментов мы вычислили, что исходная высота Великой пирамиды составляла 480 футов, то есть более чем на сто футов больше самого высокого во всей Франции островерхого Амьенского собора. Египтянам понадобилось всего 203 ряда кладки для достижения такой головокружительной высоты. Мы вычислили, что наклон ее граней равен пятидесяти одному градусу, ровно столько и было нужно, чтобы отношение высоты к половине ее периметра соответствовало как числу «пи», так и числовой последовательности Фибоначчи.

Несмотря на эти сверхъестественные совпадения, назначение пирамид по-прежнему ускользало от меня. С художественной точки зрения они были великолепны. Но их практическое применение оставалось загадкой. Здесь имелись такие гладкие блоки, что при строительстве на них невозможно было устоять, внутренние коридоры отличались крайним неудобством для человеческого продвижения, и вели они в помещения, которые, судя по всему, всегда пустовали, а математическая кодировка казалась непостижимой для всех, кроме специалистов.

Монж пришел к выводу, что, вероятнее всего, это ритуальные постройки, связанные с поклонением богам.

— Сумели бы люди, жившие пять тысяч лет назад, понять причины возведения собора Парижской Богоматери?

— На вашем месте я не стал бы выяснять этот вопрос у священников и жрецов.

— Священники устарели, а нашей новой религией стала наука. Для древних египтян религия также основывалась на научных данных, а магия порой объясняла то, чего они не могли понять. В ходе развития человечество отказалось от прошлого, в котором каждое племя или народ поклонялись своим собственным богам, и признало существование единого Бога. И все-таки по-прежнему существует много вероисповеданий, представители которых считают иноверцев еретиками. Сейчас мы имеем науку, основанную не на религии или догматах веры, но на здравом смысле и опыте, и наука сия определяется универсальным законом, а не заблуждениями какого-то народа, отцов церкви или мирских правителей. Не имеет значения, где применяются ее законы — в Китае или Германии, описываются ли они по-арабски или по-испански: наука всюду едина. Именно поэтому она всесильна, и поэтому церковь инстинктивно боялась Галилея. Но вот это величественное сооружение построил особый народ с их особыми верованиями, и мы не в силах постичь его истинные мотивы, поскольку они основывались на религиозном мистицизме, недоступном нашему пониманию. Возможно, когда-нибудь мы что-то и поймем, если нам удастся расшифровать иероглифы.

Меня вполне устроило такое предсказание — ведь, в конце концов, я был воспитанником Франклина, — хотя и удивило, почему наука при всей своей универсальности уже давно не привлекла к себе души и умы всех людей. Почему человек по-прежнему отдает предпочтение религии? Наука могущественна, но бездушна, многое разъясняет и вместе с тем замалчивает самые важные вопросы. Она объясняла то или иное явление, но не раскрывала его причин, и поэтому ее ответы не удовлетворяли людей. Наверное, люди будущего смогут понять собор Парижской Богоматери так же, как мы сейчас понимаем римские храмы. И вероятно, между поклонением и страхом очень много общего. Революционеры в их рационалистическом рвении упустили кое-что важное, на мой взгляд, и этим упущением стало сердце, а вернее, душа. Может ли наука вместить душевные переживания, может ли она дать надежду на жизнь после смерти?

Конечно, я не стал делиться с учеными такими мыслями, а просто ответил:

— А что, если все несколько проще, доктор Монж? Что, если эта пирамида является попросту надгробным памятником?

— Я думал об этом, Гейдж, и обнаружил один очаровательный парадокс. Допустим, по крайней мере в принципе, что ее возвели как гробницу. Но разве грандиозные размеры не осложняли ее существования? Чем более величественную пирамиду мы построим для сохранности мумии, тем больше внимания привлечем к месту захоронения самой мумии. И перед фараонами, очевидно, стояла дилемма, поскольку они стремились сохранить свои останки для вечной жизни.

— Я подумал также и о другой дилемме, — ответил я. — Фараон надеется, что его покой не потревожат во веки веков. А идеальным преступлением является необнаруженное преступление. Если вы захотели ограбить могилу господина, то лучше всего сделать это перед самым ее закрытием, поскольку потом уже кражи никто не обнаружит! Если это гробница, то полагаться усопший фараон мог только на преданность тех, кто закрывал ее. Кому мог доверять фараон?

— И вновь мы сталкиваемся с недоказуемыми гипотезами! — засмеялся Монж.

Мысленно я припомнил все, что сумел узнать о медальоне. Разделенный диаметром круг, возможно, указывает на важность числа «пи». В верхней половине изображено созвездие, включающее древнюю Полярную звезду. Внизу символический рисунок воды. Странные насечки, образующие что-то вроде треугольника или пирамиды. Допустим, вода означала Нил, а грубо намеченный треугольник — Великую пирамиду, но почему треугольник выполнен так нечетко? Енох говорил, что подвеска выглядит незавершенной, но что является ее завершением? Жезл Мина из какого-то давно затерянного храма? Это казалось шуткой. Я попытался думать как Франклин, но мне ли сравниться с ним? Сегодня он мог трудиться над доказательством электрической природы молнии, а назавтра предложить план объединения колоний. Может, эти пирамиды притягивали молнии и преобразовывали их в электрическую силу? Может, структура этой пирамиды подобна лейденской банке? С тех пор как мы прибыли в Египет, я не слышал ни одного громового раската и не видел ни капли дождя.

Монж уехал, чтобы вместе с Бонапартом присутствовать на церемонии открытия нового Египетского института. В его стенах ученые трудились над самыми разными проектами, начиная от изобретения новых способов получения алкоголя и выпечки хлеба с использованием стеблей подсолнечника, поскольку в Египте не хватало нормального топлива, и заканчивая составлением каталогов живой природы Египта. Конте оборудовал мастерскую для восстановления утраченного оборудования, к примеру, печатных станков, пропавших в сражении при Абукире. Он был из тех умельцев, которые могут смастерить все, что угодно. А мы с Жомаром продолжали торчать в прекрасной золотой пустыне, трудолюбиво разматывая мерные ленты, разгребая обломки камней и замеряя углы с помощью геодезических приборов. Три дня и три ночи провели мы, глядя на звездное вращение над вершинами пирамид и споря о том, для чего все-таки они предназначались.

Наутро четвертого дня, утомленный нашей скрупулезной работой и недоказательными предположениями, я отправился к берегу, откуда открывался шикарный вид на раскинувшийся за рекой Каир. Там моим глазам предстало любопытное зрелище. Конте уже, очевидно, произвел достаточное количество водорода для наполнения воздушного шара. Этот шелковый баллон имел на вид футов сорок в диаметре, и его верхнюю половину покрывала сетка с тянущимися вниз веревками для поддержки плетеной корзины. Шар парил на привязи в сотне футов над землей, собрав вокруг маленькую толпу зрителей. Я взглянул на них в оптическую трубу Жомара. Все зеваки оказались европейцами.