Потом я вернулся за теми просверленными камнями, что скандинавы поместили вокруг дерева, и также оттащил их на волокуше в мое новое тайное место, где установил с двух сторон от места погребения рунического камня. Это было лучшее, что я смог придумать на тот случай, если появится причина опять отыскать его.
Покончив с делами, я забросил бердыш подальше в пруд. Это орудие часто выручало нас, но поскольку Аврора использовала его как щит против моей пули, на лезвии появилась вмятина, а мне не хотелось видеть никаких напоминаний о том неудачном выстреле. Лучше уж пусть этот топор спокойно ржавеет на дне.
Остался еще молот Тора. Он выглядел теперь совершенно бесполезным, оплавленным и застывшим куском шлака, и, на мой взгляд, наш мир мог вполне обойтись без него. Не хотелось мне также, чтобы он мог каким-то чудом обрести новую жизнь от случайного удара молнии. Найдя на лугу гранитный валун, я выкопал под ним нужного размера канавку и заложил в нее молот. Вокруг лежало много других подобных валунов, но я не стал высекать никаких опознавательных знаков. Пусть древнее орудие покоится с миром до настоящего Рагнарёка.
Мне удалось собрать довольно много золотых ошметков, на которых проглядывали лишь неразборчивые буквы, и свернуть их в шарик, размером с виноградину. Пусть это станет моей первой ставкой, когда я окажусь за цивилизованным карточным столом.
Потом, помолившись на прощание, мы взяли курс на восток. Приладив к винтовке ремень, я закинул ее за плечо и похромал за Пьером, опираясь на костыль, в качестве которого использовал копье. Вояжер горбился и с трудом передвигал ноги, как старик, все его тело покрывали синяки и ссадины. В наш первый день мы сумели пройти всего мили три, но испытали удивительное облегчение, покинув сомнительный Эдем Магнуса Бладхаммера. После крушения гигантского ясеня исчезли вихревые грозовые облака, зато остались дурные предчувствия и ощущение утраты.
Мне показалось, будто за нами захлопнулись райские врата. Обернувшись разок, я увидел лишь чистые небеса, простиравшиеся до западного горизонта.
— Чертовски жаль, что я не сразил Сесила наповал первым выстрелом, когда он преследовал нас в каноэ, — сказал я Пьеру. — Вечно я чуть-чуть промахиваюсь.
— Нет, как раз лучше, что по своему милосердию ты наказал его не слишком сурово, — мрачно заметил француз. — Зато сильно уязвил его самолюбие и наполнил чувством мести. То, что случилось под этим деревом, Итан, должно было случиться. Мы довели дело до логического конца.
На второй день я начал охотиться и сначала подстрелил енота, а потом и оленя. Женщины научили нас находить подножный корм, и мы собирали все, что находили из съедобных осенних ягод и корешков. Утренники стали морозными, и деревья быстро теряли свой лиственный наряд. На четвертый день мы уже тащились под ранним снегопадом.
Я захватил с собой снятую с оленя шкуру, и когда мы вышли к реке, то соорудили новую валлийскую лодку типа той, что позаимствовали у манданов. Это занятие отняло у нас целый день, и если бы Пьер оказался хоть немного тяжелее, наше суденышко наверняка пошло бы ко дну, но оно отлично понесло нас по спокойному течению широкой реки. Плавание дало передышку моей раненой ноге, мы попросту дрейфовали, используя в качестве руля приклад моей винтовки. Если печаль еще разъедала мою душу, то телесные раны начали затягиваться.
Пьер вырезал себе весло и начал поговаривать о строительстве каноэ.
Следит ли за нами Аврора? Пока я не заметил ее следов. Может, она сошла с ума и погибла, заблудившись в прериях?
Проходя через озера, река становилась все более широкой и полноводной. На третий день мы поняли, что именно по этой реке мы раньше поднимались на нашем втором каноэ. Тогда мы более уверенно продолжили плавание в юго-восточном направлении, и в итоге течение принесло нас к индейской деревне, где, к нашему изумлению, весело играли дети, мирно ловили рыбу мужчины, а женщины готовили пищу и чинили одежду. Несмотря на пережитые нами злоключения, мир остался неизменным. Многие поселения продолжали жить обычной и счастливой жизнью. Здесь, в этих новых западных землях, бледнолицые и краснокожие не вели истребительные войны.
Почему бы мне просто не остаться у них? По-моему, они живут в настоящем раю…
Но нет, ведь я ученик Франклина и как исследователь должен сообщить о моих научных открытиях. Кроме того, я считал себя предприимчивым посланцем Наполеона и натуралистом Джефферсона, а также заблудшим агентом сэра Сиднея Смита и знатоком электричества. Меня чествовали как героя в Морфонтене! И меня любили Намида и Астиза, первая погибла, а вторая вновь затерялась в Египте, хотя, возможно, не безвозвратно. Да и по натуре мне больше нравится вращаться в обществе, посещать королевские дворцы и президентские особняки, чем бродить по прериям и жить в вигвамах. К тому же, по предположениям Авроры Сомерсет, я могу еще найти где-то нечто более важное, чем молот Тора.
И я заставлю ее сказать, что именно, если она попадется на моем пути.
По щедрой традиции бедняков, живущих в суровом мире дикой природы, индейцы подарили нам старое каноэ, и мы продолжили плавание, время от времени перетаскивая нашу лодку через порожистые участки.
Через две недели после того, как мы, едва волоча ноги, покинули долину Иггдрасиля, на нашем пути встретился лагерь четырех французских трапперов, они направлялись в Сент-Луис, чтобы провести зиму в теплых, уютных домах. Они сообщили нам, что набиравшая силу река, по которой мы плыли, на самом деле была новорожденной Миссисипи. Мы приветствовали их по-французски, и я рассказал об исследовательских заданиях, полученных мной от Джефферсона и Наполеона.
— На этом берегу реки, приятель, ты можешь провести разведку для Наполеона, — сказал один из вояжеров. — Над Сент-Луисом пока развевается испанский флаг, но ходят слухи, что скоро его сменит триколор. А вот на другой стороне, — он показал на восточный берег, — ты можешь вести разведку для Джефферсона. По этой реке проходит граница между двумя империями.
— На самом деле он осел и колдун, — сообщил им Пьер.
— Колдун? Какой же тут прок от колдовства? Но осел… ах, как же нам порой их не хватает в этих диких степях!
Мы ничего не сказали им о скандинавских молотах, но порадовали рассказами о нашем путешествии в верховьях Миссисипи и об изобилии в тех местах разнообразной дичи. Хотя в том районе также полно дакотов, предостерег я, и при упоминании об этих свирепых воинах трапперы, казалось, сразу потеряли интерес к услышанному.
Пьер сказал, что ему уже явно не успеть до морозов добраться до своих северян, и мы, опережая зиму, продолжили плыть на юг. Тринадцатого октября — в очередную годовщину Черной пятницы рыцарей тамплиеров — мы подошли к пологой набережной Сент-Луиса, где причаливали для разгрузки товаров речные суда, перед тем как вновь отчалить от этого каменистого «берега». Сотню лет назад французы основали здесь поселение, подобное Детройту, но в отличие от Детройта оно не захирело, а расцвело. Французские беженцы из разросшихся владений Британии и Соединенных Штатов оседали здесь, желая начать новую жизнь в империи Наполеона. Этот городок находится всего в нескольких милях к югу от слияния Миссисипи с ее притоком Миссури, и едва ли можно вообразить более удобное расположение со стратегической точки зрения. Если Бонапарту нужна Луизиана, то ему достаточно взять под контроль Сент-Луис и Новый Орлеан. А если Джефферсон хочет выйти к Тихому океану, то его Мериветеру Льюису придется пройти через Сент-Луис.