— Пусть танцовщицы и куртизанки подготовятся и придут меня развлечь! — бросил Ранга.
— Это все, ваше высочество?
— Да, все. И девственницы, живущие во дворце недавно, пусть тоже придут воздать почести Кришне и Каме.
Камергер никогда не прекословил господину. И никогда не задавал вопросов. Он бросился искать своих помощников. Ранга, когда на него снисходила уверенность в том, что он — бог, бывал очень жесток.
Вот уже три недели Амия жила в расположенной рядом с храмом пристройке к дворцу. Это пространство являлось своего рода границей между духовным и светским мирами. Обитатели его были многочисленны. Амия не имела права ни преступать границ этого пространства, ни даже разговаривать с кем бы то ни было из «мирян». Евнухи и охранники бдительно следили за тем, чтобы девственницы ни с кем не общались. Девочек было двенадцать, они по трое жили в смежных комнатах без удобств. Им дозволялось разговаривать друг с другом до и после изнурительных занятий, проводимых гуру храма.
Амия замкнулась, стала молчаливой. Она редко обращалась к другим девочкам, посвящая все свое время горьким раздумьям о том, какие пути привели ее в этот наполненный светом дворец. Три–Глаза привезла ее сюда, как вещь, и пере-
дала с рук на руки гуру, служившему Шиве и принцу Ранге. Старуха успела дать ей ряд рекомендаций, пообещав, что скоро вернется, а потом украдкой вышла из храма, оставив свою дрожащую подопечную одну.
«Она предала меня, — думала Амия. — А ведь говорила, что будет мне второй матерью…»
Много дней и ночей прошло с момента их расставания. Нельзя сказать, чтобы Амии было на что жаловаться. Ее одели как девочку из касты выше той, в которой она родилась. Евнух, присматривавший за их группой, заботился о здоровье девочек и обеспечивал приемлемые условия жизни. Он весьма щепетильно следил за тем, чтобы подопечные были аккуратными и чистоплотными, и не допускал ни малейшего нарушения правил. Если же кто–то из подопечных отказывался выполнять его требования, он заставлял делать это с помощью ударов прутом по мягкому месту. До сегодняшнего вечера Амия ни разу не дала повода для наказания. Предусмотрительная Три–Глаза подготовила ее как следует.
Амия встала со своей циновки. В соседней комнате, общей для всех девственниц, было что почитать, а кроме того все необходимое для занятий вышивкой, куски металла для шлифовки, шахматные доски, предметы, которые используются для демонстрации фокусов и еще множество разных вещей, которые нужны для совершенствования шестидесяти четырех искусств — для тех, кто мечтал стать великой куртизанкой. Но Амия не желала меряться талантами с другими девочками.
Она направилась в тот угол, где сгрудились, толкаясь, младшие девочки и дев очки–подростки.
— Моя очередь!
— Нет, моя!
— Уйди отсюда, ябеда!
— Чтоб Кали сожрала твою печенку!
Они сражались за крохотное пространство.
— Пришла полюбоваться своими бутонами? — спросила у Амии девочка с хитрым невзрачным лицом.
Амия не ответила на оскорбление. Три–Глаза обучила ее паре трюков, которые могли помочь выйти из неприятной ситуации. Двумя пальцами Амия резко ударила нахальную девчонку в грудь. У той перехватило дыхание, и она упала на колени, кашляя и плюясь. Амия улыбнулась. На какое–то время зеркало принадлежало ей одной. Другие девственницы не осмелились претендовать на это место. Они удовольствовались тихими замечаниями о том, что бывает, когда демоны вселяются в людские тела.
Амия внимательно смотрела на свое отражение. Бледнее, чем обычно, но не похудела… Внезапно она нахмурилась. Должно быть, с этим зеркалом что–то не так: на уровне груди стали заметны две маленькие выпуклости. На этих местах ее короткая обтягивающая кофточка, оставлявшая открытым живот, слегка вздулась.
Амии не хотелось стать объектом всеобщих насмешек, поэтому она предпочла вернуться в свою комнату. К счастью, там никого не оказалось. Она тотчас же обследовала свою грудь, пробежала по ней пальцами. Краска прилила к лицу девочки.
У нее растет грудь…
По утрам, стоило взойти солнцу, евнух приводил их в ту часть храма, где находились гуру. У каждого гуру был здесь свой уголок. По приходе они приветствовали Всемогущего Шиву, сложив ладони над головой, потом своего гуру — сложив ладони перед лбом, и, наконец, воображаемую публику — сложив ладони перед грудью. После ритуального приветствия гуру брал в руку посох, которым отбивал ритм, и начиналось занятие.
Гуру поднял посох, но не ударил им о землю. Он окинул взглядом своих учениц, затем сказал:
— Сегодня урока не будет. Мы празднуем Холи!
Девочки обрадовались.
— Постойте, это не все. Скоро вы примете участие в праздновании. Подумайте над отрывком из Камасутры, искусством которой вы должны овладеть в совершенстве: «…«скрытый», «припухший», «точка», «цепь точек», «коралл и драгоценность», «цепь драгоценностей», «разорванное облако», «жеванье вепря» — таковы различные укусы. Укус, оставляющий след не очень красного цвета, известен как «скрытый». Он же с надавливанием — «припухший». Эти два укуса и «точка» наносятся в нижнюю губу…»1 Теперь можете идти.
Странные слова гуру тут же вылетели из головы. Все отмечали Холи, один из главных праздников года. Отголоски охватившего город веселья докатились до самых удаленных уголков храма и дворца. Евнух позволил девочкам переодеться. Неслыханная роскошь для рожденных в скромных семьях — у каждой теперь было по три сари и столько же головных платков и нарукавников. Также к каждой девочке приставили служанку. Та, что следила за Амией, неприветливая и некрасивая непалка, звалась Шитритой. Когда Амия вернулась, она положила к ее ногам пакет.
— Когда помоешься, я приду помочь тебе одеться и накраситься.
— Мы идем на праздник?
— Можно и так сказать. Все девственницы идут на праздник, — ответила Шитрита.
Амия озадаченно смотрела вслед служанке, чья вихляющая походка наводила на мысль о легкодоступных женщинах, торговавших собой в трущобах Варанаси. Но сходство на этом и заканчивалось. Томное покачивание бедер и мягкого места — единственное, что привлекало внимание к Ши–трите. Она была по–настоящему уродливой. Ее квадратное
Цитата из Камасутры в переводе А. Я. Сыркина, раздел второй, часть пятая, глава одиннадцатая.
лицо было усыпано прыщами, на щеках и подбородке росли волосы. Беззубый рот, мутные глаза, толстая шея и крюко–образные руки не вызывали желания и не были созданы для удовольствий.
Но Шитрита и не хотела быть желанной. Она состояла в секте, члены которой поклонялись Бхишме Ужасному1, и верила, что главные достоинства человека — способность жертвовать собой, благочестие, верность и целомудрие. Свои обязанности в храме и во дворце она рассматривала как испытание, целительное для души. Она презирала принца за его порочные наклонности, презирала приходящую в упадок касту жрецов, которые ему прислуживали. Она была убеждена, что куртизанки, танцовщицы, гуру и все остальные люди, носящие на себе печать порока, после смерти отправятся прямиком в преисподнюю. Каждый вечер, ложась на циновку, она вспоминала о выдержанных ею испытаниях, благодарила Бхишму и погружалась в свои горькие сны.