— Я.
— Тутмос, царь Обеих земель, требует, чтобы ты явился в Фивы. В Азии поднялось восстание, и фараон созывает всех мужчин моложе двадцати на борьбу с племенами пустыни.
— Но я не обучен владеть оружием! — сказал опешивший Сененмут. — Как я могу сражаться с вооруженными воинами?
— Фараон прославляет твою меткость лучника! — заявил посланец, и Сененмуту показалось, что на его губах мелькнула злорадная ухмылка. Тут Сененмут понял, что у него есть не просто враг, а смертельный враг, козней которого невозможно избежать. — С первым лучом Ра барка будет ждать тебя!
Несчастному юноше только и оставалось, что ответить:
— Я буду в срок.
Жилище прорицателя Перу находилось за городской чертой, там, где торговцы держали свои амбары, а каменотесы занимались ремеслом прямо под открытым небом, — стало быть, не самое достойное место. Худая молва шла об этом районе еще и потому, что с наступлением темноты публичные женщины Фив устраивали здесь свидания. Тут были красотки на любой вкус: стройные газели из провинции с горящим взором и пышнотелые нубийки.
— Мин во мне, — заплетающимся языком едва выговорил хорошо набравшийся фиванец. — А в тебе? — Это означало не что иное, как «Давай позабавимся вдвоем!»
Однако закутанная в покрывало госпожа и ее пожилая спутница, не удостоив пьянчужку ответа, просто свернули с пути. Это были Хатшепсут и Сат-Ра, скрывавшие свои лица.
— Лучше бы мы позвали провидца во дворец! — шепнула царица на ухо кормилице.
— Тогда завтра даже дети от верхних порогов до дельты судачили бы об этом, будь уверена. Впрочем, мы уже пришли.
Сат-Ра толкнула калитку во внутренний двор. Утки и индюки бросились врассыпную, а им навстречу вышел худосочный человечек — провидец Перу.
— Я привела к тебе госпожу знатного происхождения, — едва слышно промолвила Сат-Ра, будто в темном дворе за ними могли шпионить невидимые соглядатаи. — Мин не обошел госпожу своей милостью и вздул ее живот. И вот теперь она спрашивает тебя, ожидать ли ей наследника.
Перу понятливо кивнул и пригласил обеих женщин в скромно обставленное жилище, посередине которого находился зеленый бассейн с красными золотыми рыбками и лазоревыми абидосскими. Хатшепсут и кормилица опустились на подушки, Перу стал на колени по другую сторону бассейна. Два масляных светильника едва освещали помещение.
Сосновой лучиной провидец накалил какие-то коричневые зерна, от которых повалил едкий дым. Глубоко вдохнув этот чад, Перу забормотал:
— О, Бес с двумя змеями, ты, охраняющий жизнь в этой жизни, дай ответ!
Он устремил взгляд в зеленый бассейн, где плавало отражение закутанной царицы, которое со всех сторон то и дело пересекали красные и синие рыбки. Перу тяжело дышал. Опершись на тонкие руки, он склонил голову к воде, словно собирался напиться. Медленно, как мельничное колесо, поднимались его веки. Вдруг провидец закинул голову, так что в открытых глазах остались видны лишь белки. Хатшепсут затрепетала. А он заговорил срывающимся голосом:
— Вижу, две женщины рожают в один час. Та, что с золотом, порождает льва; та, что с камнем, производит на свет кошку.
Едва закончив пророчество, обессиленный провидец погрузился в себя. Хатшепсут и Сат-Ра недоуменно переглянулись.
На обратном пути обе пытались растолковать значение предсказания. В конце концов Хатшепсут решила, что «женщиной с золотом» может быть только она.
— Ну какая женщина во всем царстве имеет золота больше, чем я? — подытожила она.
— Конечно, — подхватила Сат-Ра, — а лев — это фараон. Ты дашь жизнь наследнику престола, дабы жил он вечно!
Хатшепсут и кормилица обнялись.
— Надо принести Мину благодарственную жертву.
— О чем ты задумалась? — спросила Сат-Ра явно озабоченную царицу, когда обе уже сидели в покоях дворца.
— Меня мучает мысль об отце моего ребенка.
— Тутмос?
Хатшепсут пожала плечами.
— Так, значит, Сененмут!
Хатшепсут молчала.
— Признайся, ты ведь любишь этого Сененмута!
— Он променял меня на простую солдатскую потаскуху! Меня, царицу!
Сат-Ра погладила Хатшепсут по голове.
— В постели нет цариц. В постели ты всего лишь женщина со своими слабыми и сильными сторонами, с достоинствами и недостатками.
И Хатшепсут вдруг почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой. Разрыдавшись, она упала на грудь кормилице, как всегда делала, когда была ребенком.
— Надо сказать Сененмуту, — всхлипывала царица, — надо сказать ему об этом. Он сейчас в каменоломнях у порогов Нила. — Ее тело снова содрогнулось от рыданий.
— Но ведь ты не знаешь наверняка, он ли отец ребенка. А может, это все-таки Тутмос?
Хатшепсут воскликнула:
— Да пойми ты, я чувствую, чувствую это!
Сат-Ра немного помолчала, а потом сдержанно заметила:
— Сененмут здесь, в Фивах.
Царица затаила дыхание.
— Тутмос повелел ему явиться. Он желает взять его в поход против азиатов.
— Но Сененмут не обучен быть воином! Его орудия — мелок и отвес, с ними он обходится ловчее, чем с копьем и кинжалом!
Сат-Ра смущенно отвела глаза.
Тут Хатшепсут вскочила, подобрала подол длинного калазириса с множеством складок и побежала через тускло освещенную колоннаду к покоям царя.
Тутмос сидел за мраморным столом, на котором были разложены карты и свитки папируса. Здесь же находились визирь Сенземаб, начальник войск Птаххотеп, управитель дома Минхотеп и писец Неферабет.
— Война — дело мужчин, — изрек фараон, увидев запыхавшуюся Хатшепсут. — И женщине здесь не место.
— Однако мужчины, которых ты ведешь в поход, все еще дело женщин, — надменно возразила царица супругу и жестом велела советникам оставить их наедине. Склонившись, вельможи удалились.
— Ты приказал Сененмуту явиться из каменоломни, — запальчиво начала она. — Зачем?
Тутмос заглянул в глаза Хатшепсут, пылавшие яростью, и решимость, с которой он встретил ее, растаяла.
— Мне требуются лучшие лучники царства в войне против азиатов.
— Сененмут не лучник! Он учится на архитектора и когда-нибудь возведет храм во славу бога.
— Он убил твою служанку одной стрелой.
Молодая царица подступила вплотную к фараону и в бешенстве прошипела:
— Сам Амон возвестил, что это было несчастным случаем. А ты, как посмотрю, пренебрегаешь даже священной волей отца фараонов Амона!
Тутмос вздрогнул. А Хатшепсут продолжала: