И пока он раздумывал над тем, как реагировать на внезапное появление Лазарини, между двумя смертельными врагами встал Али Камал, развел их руками и закричал:
— Мессир Лазарини, вы не должны этого делать! Боже мой, запрещено убивать людей!
Лазарини с силой отбросил египтянина, не спуская глаз с Мельцера. При этом он попал кинжалом в плечо Али. Брызнула кровь. Али закричал и упал. Мельцер хотел кинуться на помощь юноше, но Лазарини вытянул руку с кинжалом и прошипел:
— Стой, где стоишь, зеркальщик, не то я тебя зарежу!
— Вы с ума сошли! — ответил Мельцер. — Мы не можем допустить, чтобы парнишка истек кровью.
— Какая тебе разница?
Мельцер сделал шаг по направлению к Лазарини. Тот не ожидал столько прыти от своего соперника и, замахав кинжалом, отступил и крикнул:
— Стоять, не то зарежу!
Этот шаг придал Мельцеру мужества. Конечно, ему по-прежнему было страшно, но он пересилил себя и, не обращая внимания на угрозы Лазарини, опустился на колени рядом с Али, чтобы осмотреть кровоточащую рану.
— Тряпку, хоть какой-нибудь клочок ткани! — воскликнул он. — Его нужно перевязать!
Али показал на свою рубашку, висевшую на стуле. Не обращая внимания на угрожающую позу Лазарини, Мельцер взял рубаху, порвал на полоски и начал накладывать перевязку на рану Али.
Доменико Лазарини с удивлением наблюдал за этим процессом — его угрозы не производили на зеркальщика ни малейшего впечатления. Лазарини недовольно вложил кинжал в ножны и стал ходить вокруг Мельцера, чтобы преградить ему путь к двери.
Широко расставив ноги и скрестив на груди руки, Лазарини встал перед зеркальщиком.
— Безвыходная ситуация, не так ли? — заговорил Лазарини, пряча ухмылку. — Я ведь не могу отпустить тебя, ты наверняка меня выдашь.
Мельцер кивнул.
— Действительно, очень неприятная встреча! Похоже, каждая наша встреча приносит нам какие-нибудь неприятности.
— В этом нет моей вины, зеркальщик!
— Нет, конечно, — усмехнулся Мельцер. — Вы как обычно ни при чем. На вас нет вины за убийство Джованелли, в моем несчастье вы тоже не виноваты. Как мог я быть настолько самонадеян, что обвинил вас в своих личных страданиях? Как мог я забыться и утверждать, что вы украли у меня любимую и хитроумным способом заставили ее переспать с вами?
— Вот это, зеркальщик, действительно подлое обвинение. Когда я ухаживал за Симонеттой, она дала мне от ворот поворот, но затем, когда я уже оставил всякую надежду, она пришла и сама отдалась мне, по доброй воле!
Мельцер нетерпеливо махнул рукой.
— Прекратите! Мы оба слишком хорошо знаем, о чем идет речь! Вам известно, что я о вас думаю.
Лазарини рассмеялся.
— Могу себе представить, и вы наверняка не удивитесь, если я скажу, что мне это глубоко безразлично.
Всем своим видом зеркальщик показывал, что ему совершенно наплевать на мнение Лазарини. Но ему хотелось кое-что выяснить.
— Где вы прячете Симонетту? — спросил он, делая шаг к Лазарини. — Я хочу это знать!
Лазарини непроизвольно дернулся и схватился за кинжал. И только заметив, что Мельцер не собирается подходить к нему, ответил:
— Какое мне дело до лютнистки? Я свое получил. Зачем же мне ее прятать?
Мельцер не поверил словам своего соперника. Он окинул взглядом склад и, не обращая внимания на Лазарини, стал приглядываться к фондако.
Прошло некоторое время, прежде чем Али Камал понял, что Михель искал Симонетту.
— Мастер Мельцер! — воскликнул он наконец. — Вы же не думаете, что Симонетта прячется здесь?
— По доброй воле — нет, — крикнул Мельцер откуда-то издалека.
— Боже мой, да как вам в голову пришло, что она здесь? Она уехала из города несколько дней назад!
— Уехала из города?
С одной стороны к Али Камалу подошел Лазарини, с другой — Мельцер.
— Почему ты мне об этом не сказал? — спросил Лазарини.
— А вы меня не спрашивали, мессир Лазарини! Мельцер поинтересовался:
— А тебе известно куда? Египтянин покачал головой.
— Может быть, в Неаполь, Геную, Александрию или Константинополь. Я видел донну Симонетту на Рива дегли Скиавони. Она была хорошо одета, как самая настоящая dogaressa, ее сопровождал мужчина, который нес ее багаж. Но заметнее всего была лютня, которую несла донна Симонетта. Поэтому я и запомнил.
— Черт ее побери! — выругался Лазарини, глядя Мельцеру в лицо, словно хотел сказать: если она не досталась мне, то и тебе она тоже не достанется!
А зеркальщик стоял неподвижно и, казалось, глядел куда-то сквозь соперника. На самом же деле Мельцер наблюдал за процессом, которому сначала не мог найти объяснения. Он далее не знал, для кого представляло угрозу то, что происходило за спиной Лазарини — для него или для соперника.
В фондако бесшумно вошли четверо вооруженных мужчин. Когда они подошли ближе, Мельцер узнал в одном из них капитана Пигафетту. Али Камал тоже заметил незваных гостей и все порывался что-то им крикнуть. Но капитан приложил палец к губам, и тут Али и Мельцер поняли, что это не за ними.
Теперь и Лазарини почувствовал, что тут что-то не так, и крикнул:
— Вы что, ворон считаете, что ли?
Он обернулся, но прежде чем успел понять, что творится у него за спиной, четверо мужчин набросились на него и связали руки за спиной.
Лазарини закричал:
— Я — Доменико Лазарини, Capo di Consiglio dei Dieci! Развяжите меня!
Капитан подошел к Лазарини и сказал:
— Во имя Серениссимы, вы арестованы. Quarantia Criminal обвиняет вас в убийстве кормчего Джованелли.
Лазарини сделал вид, что ничего не понимает. Прежде чем стражники увели его, он еще раз обернулся, презрительно поглядел на Мельцера и плюнул ему под ноги.
Зеркальщик услышал, как он сказал:
— Я и не думал, что этот парень настолько хитер.
— Что он имел в виду? — поинтересовался Мельцер у капитана, когда стражники уже увели Лазарини.
— Наверняка он думает, что за его арестом стоите вы, — ответил Пигафетта.
Мельцер непонимающе поглядел на капитана.
— Как вы меня вообще нашли? И откуда вы знали, что мне нужна помощь?
Капитан ухмыльнулся.
— Для некоторых людей вы много значите. Поэтому вас хорошо охраняют — и, как оказалось, не зря.
— Ничего не понимаю! — притворился Мельцер. Пигафетта отвел Мельцера в сторону и прошептал:
— Giudicio di Frari. Вы знаете, что это значит.