Карло ненавидел свою новую жизнь и мечтал о возвращении домой. Но в то же время он был полон решимости пройти через это испытание до самого конца. Ему еще предстояло узнать, что есть зло. Молодой человек отказался стрелять, и военные научили его управлять вертолетом медицинской службы. Карло терпеть не мог шума винтов и запаха топлива, и его утешало лишь то, что, поднимаясь в небо, он оказывался ближе к маме. Когда ему сообщили, что курс подготовки пилота включает прыжки с парашютом, он пришел в ужас. Но выбора у него не было.
«Бог защитит меня», — сказал он себе.
Первый прыжок оказался самым значительным событием во всей его жизни. Это было похоже на полет рядом с самим Богом. Карло хотел прыгать снова и снова… Тишина… парение… и лицо мамы в белых облаках.
У Бога были грандиозные планы для Карло. Окончив военную службу, он поступил в семинарию.
Это было двадцать три года назад.
* * *
И вот теперь, спускаясь по Королевской лестнице, камерарий Карло Вентреска пытался осмыслить цепь событий, приведших его на этот перекресток истории.
«Оставь все страхи, — сказал он себе, — и посвяти эту ночь Богу».
Он уже видел бронзовые двери Сикстинской капеллы и охранявших их четырех швейцарских гвардейцев. Солдаты открыли замок и распахнули тяжелые створки. Все присутствующие повернули головы в сторону камерария. Тот, в свою очередь, обежал взором черные мантии и красные кардинальские кушаки. Он понял наконец, какие грандиозные планы строил для него Бог. Он возложил на него ответственность за судьбу церкви.
Карло Вентреска осенил себя крестным знаменем и шагнул через порог.
Корреспондент Би-би-си Гюнтер Глик обливался потом в припаркованном у восточной границы площади Святого Петра микроавтобусе, проклиная свое задание и редактора, который ему это задание подсунул. Несмотря на то что письменная оценка первого месяца деятельности Глика пестрела превосходными степенями — находчивый, надежный, толковый, — его сослали в этот паршивый Ватикан на «Папскую вахту». Он, конечно, понимал, что работа на Би-би-си — нечто большее, чем написание чтива для «Британского сплетника», но тем не менее подобные репортажи были ему не по вкусу.
Глик получил простое задание. Оскорбительно простое. Он должен был торчать здесь до тех пор, пока команда старых пердунов не изберет своего нового вожака — такого же престарелого пердуна, как и они сами. Как только это случится, он появится на пятнадцать секунд в прямом эфире, дабы сообщить об этом сногсшибательном событии.
Великолепно.
Глик не мог поверить в то, что Би-би-си до сих пор направляет специальных корреспондентов освещать подобное дерьмо. Ведущих американских компаний здесь что-то не видно. И все потому, что эти «большие парни» вовсе не дураки. Они делают выжимки из передачи Си-эн-эн и затем дают в эфир свою «живую» картинку на украденном фоне. «Нэшнл бродкастинг систем», например, для того чтобы придать своей «прямой» передаче достоверность, стала использовать в студии машины, имитирующие ветер и дождь. Теперешнему зрителю правдивая информация не требуется. Ему подавай развлекуху.
Глик смотрел через ветровое стекло, и его тоска с каждой минутой нарастала. Перед ним высилась мрачная имперская громада собора, напоминавшая о том, чего могут достичь люди, приложив к делу голову и руки.
— А чего я добился в своей жизни? — вопрошал он вслух и тут же отвечал: — Ничего.
— Ну и бросай все к дьяволу, — раздался за его спиной женский голос.
Это было настолько неожиданно, что Глик подпрыгнул. Как можно было забыть, что он здесь не один?
Репортер оглянулся. На заднем сиденье расположилась кинооператор Чинита Макри. Дама молча полировала стекла своих очков. Чинита была чернокожей, однако предпочитала именовать себя афро-американкой и требовала, чтобы так же ее называли и все остальные. Она была чуть-чуть полновата и при этом дьявольски умна. Проблема заключалась в том, что она никому не позволяла об этом забыть. Это была странная особа, но Глику она тем не менее нравилась. А в данный момент он был просто счастлив, что торчит здесь не в одиночестве.
— Что тебя гложет, Гюнт? — спросила она.
— Я не понимаю, что мы здесь делаем.
— Наблюдаем за волнующим событием, — невозмутимо ответила она, продолжая протирать линзы.
— Несколько десятков старцев, запертых в темном помещении, — зрелище, на мой взгляд, не шибко волнующее.
— Ты хотя бы понимаешь, что за эти слова можешь отправиться в ад?
— А разве я уже не там?
— Поделись со мной своими тревогами, — сказала она совсем по-матерински.
— Мне очень хочется оставить след в жизни.
— Но разве ты не оставил его, работая в «Британском сплетнике»?
— Ни один из моих материалов почему-то не вызвал отклика в обществе.
— Брось. Я слышала, ты произвел фурор своей статьей о сексуальных связях королевы с иностранцами.
— Спасибо и на этом.
— Выше нос! Этой ночью ты появишься на экране. Это будут твои первые пятнадцать секунд на телевидении.
Глик застонал, он уже сейчас слышал слова ведущего: «Спасибо, Гюнтер, отличный репортаж». После чего тот закатит глаза и перейдет к сообщению о погоде.
— Мне надо было принять участие в конкурсе на должность ведущего.
— Это при твоем-то жалком опыте? — рассмеялась Макри. — И с такой бородищей?
Глик поскреб рыжую поросль на подбородке и сказал:
— С бородой я кажусь умнее.
В микроавтобусе зазвонил сотовый телефон, прервав страдания Глика.
— Может быть, это из редакции? — произнес он с внезапно пробудившейся надеждой. — Вдруг они захотели дать в прямом эфире информацию о текущем положении дел?
— Ты, наверное, бредишь, — сказала Чинита. — Кого может интересовать подобная лабуда?
Глик поднял трубку и произнес тоном популярного телевизионного ведущего:
— Гюнтер Глик, Би-би-си, прямо из Ватикана.
Мужчина на другом конце линии говорил с явным арабским акцентом.
— Слушайте меня внимательно, — произнес он. — То, что я вам сейчас скажу, полностью изменит вашу жизнь.