– Откроется для посетителей не раньше чем через два часа. – Он подошел к двери и подергал ручку. Дверь не поддавалась. Тогда, приложив ухо к деревянной обшивке, он прислушался. Потом отошел с хитроватой ухмылкой на лице и, указав на доску объявлений, сказал: – А ну-ка, Роберт, будьте так любезны, посмотрите, кто тут проводит службы на этой неделе?
Мальчик-служка уже почти закончил пылесосить пол, когда в дверь церкви постучали. Он не стал обращать внимания на этот стук. У отца Харви Ноулза были свои ключи, утренняя служба должна была начаться не раньше чем через два часа. Наверное, какой-то любопытный турист или нищий.
Но тут стук из тихого перерос просто в громовой, дверь содрогалась, точно кто-то бил по ней металлической палкой. Юноша выключил пылесос и, сердито хмурясь, направился к двери. Снял задвижку, и дверь тотчас же распахнулась. На пороге стояли трое.
– Так и есть, туристы, – тихо проворчал он. – Мы открываемся только в девять тридцать.
Вперед выступил пожилой мужчина на костылях, по всей видимости, лидер странной группы.
– Я сэр Лью Тибинг, – представился он по-английски с безупречным аристократическим акцентом. – Как видите, я сопровождаю мистера Кристофера Рена Четвертого с супругой. – Тут он сделал шаг в сторону, и взору служки предстала симпатичная пара. У женщины милые мягкие черты лица, роскошные рыжевато-каштановые волосы. Мужчина высокий, темноволосый. Служке показалось, что он где-то уже видел это лицо.
Юноша растерялся. Он знал, что сэр Кристофер Рен – один из самых известных благотворителей церкви Темпла. Именно он субсидировал все реставрационные работы после великого лондонского пожара. Служка также знал, что сэр Кристофер Рен скончался в начале восемнадцатого века.
– Э-э… а-а… большая честь познакомиться с вами…
Мужчина на костылях нахмурился:
– Хорошо, что не на торгах работаете, молодой человек. Как-то вы не слишком убедительны. Где отец Ноулз?
– Сегодня суббота. Он появится позже.
Калека нахмурился еще больше:
– Вот она, благодарность. Он уверял нас, что непременно будет здесь. Но похоже, придется нам обойтись без него. Много времени это не займет.
Однако служка по-прежнему преграждал им вход в церковь.
– Простите, сэр, но я не совсем понял. Что не займет много времени?
Мужчина прищурился, подался вперед и зашептал, точно не хотел смущать спутников:
– Вы, очевидно, здесь новичок, молодой человек. Каждый год потомки сэра Кристофера Рена приносят щепоть праха своего великого предка, чтоб развеять его в этом святилище. Понятное дело, особой радости столь долгое путешествие никому не доставляет, но что тут можно поделать?
Служка проработал в церкви Темпла уже два года, но ни разу не слышал об этом обычае.
– Все же будет лучше, если вы подождете до девяти тридцати. Церковь закрыта, я еще не закончил уборку.
Мужчина на костылях сердито сверкнул глазами:
– А известно ли вам, молодой человек, что этот храм до сих пор стоит где стоял лишь благодаря тому джентльмену, что находится в кармане у этой дамы?
– Простите, не понял…
– Миссис Рен, – сказал калека, – будьте так добры, продемонстрируйте этому непонятливому молодому человеку драгоценную реликвию, прах.
Женщина поколебалась, затем, точно очнувшись от транса, полезла в карман свитера и вынула какой-то небольшой цилиндр, завернутый в тряпицу.
– Вот видите? – рявкнул мужчина на костылях. – И теперь вы или пойдете нам навстречу и позволите исполнить волю покойного – развеять его прах в церкви, или же я сообщу отцу Ноулзу о том, как с нами здесь поступили.
Служка растерялся. Ему было известно, как строго соблюдает отец Ноулз все церковные традиции… И что гораздо важнее, он знал, насколько нетерпимо относится настоятель ко всему, что может бросить тень на его приход, выставить его в неблаговидном свете. Возможно, отец Ноулз просто забыл о том, что сегодня с утра к ним должны прийти члены этой знаменитой семьи. Если так, то сам он рискует куда больше, если выставит этих людей вон, нежели если просто впустит их. Да и потом, они ведь сказали, что всего на минутку. И какой может быть от этого вред?
Когда служка наконец отступил и пропустил троицу в церковь, он мог поклясться: в этот момент мистер и миссис Рен выглядели не менее растерянными, чем он сам. Юноша неуверенно вернулся к своим обязанностям, продолжая украдкой следить за гостями.
Они вошли в церковь, и Лэнгдон, слегка улыбнувшись, тихо заметил Тибингу:
– Смотрю, сэр Лью, вы превратились в заправского лжеца.
Тибинг украдкой подмигнул ему:
– Клуб при оксфордском театре. Там до сих пор помнят моего Юлия Цезаря. Уверен, никто не смог бы сыграть первую сцену третьего акта с большей убедительностью.
Лэнгдон удивился:
– Мне всегда казалось, Цезарь погибает в этой сцене.
Тибинг фыркнул:
– Именно! И когда я падаю, моя тога распахивается, и я должен пролежать на сцене в таком вот виде целых полчаса. Причем совершенно неподвижно. Уверяю вас, никто не справился бы с этой ролью лучше.
Лэнгдон поежился. Жаль, что пропустил этот спектакль.
Посетители прошли прямоугольным проходом к арке, за которой, собственно, и открывался вход в церковь. Лэнгдона удивил аскетизм убранства. Алтарь располагался там же, где и в обычной Христианской церкви вытянутой формы, мебель же и прочие предметы обстановки – самые простые, строгие, лишенные традиционной резьбы и декора.
Тибинг хмыкнул:
– Типично английская церковь. Англосаксы всегда предпочитали более прямолинейный и простой путь общения с Богом. Чтобы ничто не отвлекало их от несчастий.
Софи указала на широкий проход в круглую часть церкви.
– Здесь прямо как в крепости, – прошептала она. Лэнгдон с ней согласился. Даже отсюда стены постройки выглядели необыкновенно внушительными и толстыми.
– Рыцари ордена тамплиеров были воинами, – напомнил им Тибинг. Стук его алюминиевых костылей эхом разносился под каменными сводами. – Эдакое религиозно-военное сообщество. Церкви служили им форпостами и банками одновременно.
– Банками? – удивилась Софи.