Если Дженнифер на следующий день после того, как обслуживала грязевые процедуры, разбогатела минимум на полсотни фунтов, логично предположить, что она кому-то оказала услугу. Не уступила ли она просьбе соседки по комнате поменяться с ней в последнюю минуту? Причем в самую последнюю, так что подружки не успели сообщить об этом в дирекцию. И тогда, как только в ту смену произошло ЧП и Уэверли принялась опрашивать сотрудниц, проще было не высовываться, не выдавать себя, благо Дженнифер все равно и так нагорит, вдобавок у нее уже случилась стычка с начальством, когда она пыталась поменять график отлучек. Уж конечно, Лола, соседка по комнате, это знала. Она, несомненно, знала и как важно это место для Дженнифер, пусть даже заработок не так велик. А чем лучше отблагодарить подругу, если не скромным денежным подношением?
— Все-таки интересно, как вы ей объяснили, откуда деньги? И новые кроссовочки откуда? Очередной ваш «дар» или с неба свалились? — Ответа на свои вопросы я не получила. — Ну, понятно, Дженнифер уже здорово запуталась. Я к тому, что при определенном желании часть вины можно легко свалить на нее. А может, она и впрямь соучастница?
— Нет. — Прорвало! Ее «нет» прозвучало резко, как выстрел. — Дженнифер тут совершенно ни при чем.
— Отлично. Вот мы и заговорили. Тогда, пожалуйте, про деньги. Кто их послал? Что вы можете сказать? Ничего? Семьсот фунтов за две недели. Это аванс? А может, за разгул фантазии вам причитались еще и премиальные?
На этот раз — молчок, только глаза сверкнули и дернулся левый кулак. Но пантомима — не мой жанр.
— Бросьте, Лола, — я начинала терять терпение, — я нашла «Нитроморс». Мне известно и про червяков, и про рыбу, про все ваши гадости. Вы завязли прочно, и я не шучу. И если не выложите мне все, уж будьте уверены, придется вам иметь дело с полицией. Нелишне, впрочем, перед допросом несколько попрактиковаться.
Должно быть, что-то я в ней задела, потому что Лола все-таки заговорила. Выдала немного, но излагала так, что выглядело вполне правдоподобно.
— Я не раскаиваюсь. — При ее неказистости, голос у нее оказался весьма густой и звучный. — Этот центр — грязная помойка. И бизнес вонючий, и все, что вокруг. Но я не по своей воле. Мне велели.
— Кто?
— Не знаю. Не назвались.
— Деньги в конверте прислали, и все?
Она издала непонятный звук, который я расценила как утверждение.
— Были какие-то конкретные указания или вы положились на собственную фантазию?
— Там было сказано, что надо их вынудить закрыться.
— Написано от руки, напечатано?
— Напечатано.
— Что ж, вы потрудились на славу. Записки сохранились?
Лола покачала головой:
— Я сожгла. Так было велено.
— И вы не догадываетесь, кто бы это мог быть?
На этот раз она не удостоила меня ответом. Я попыталась задать еще несколько вопросов, но Лола уже не слушала меня, ушла в себя, внутрь своей маленькой, круглой скорлупки, и заперлась на все замки. В конце концов я отпустила ее. Собственно, : формальной точки зрения моя работа завершена. То, что одна тайна скрывала в себе другую, это уже забота не моя, дальше пусть сами разбираются.
Я вытащила Кэрол Уэверли из душа. Что, по-моему, ее не слишком возмутило. Договорились встретиться у нее в кабинете через десять минут. Этого времени нам с Лолой вполне хватило, чтобы забрать «Нитроморс» и оставшиеся деньги (Дженнифер уже спала, повернувшись носом к, стенке с фотографиями). Когда мы подходили к кабинету, Лола плелась сзади уже с видом школьницы, вызванной к классной даме на расправу. Как выяснилось, дело обстояло посерьезней. Ее ждала встреча с самой директрисой.
Уэверли померкла рядом с ней, как луна при восходе солнца. Да и мы с Лолой явно бледнели на таком фоне. Я, конечно, сразу, едва вошла, поняла, кто передо мной в неброском дорогом свитере, с длинными ногами, обтянутыми лайкрой. Весь ее вид говорил о том, что такая безукоризненность — плод скрупулезной отработки: все до деталей изысканно отлажено, вплоть до наклона головы, до того, как волосы обрамляют лицо: даже разлет прядей точно в пределах естественного. В мягком свете стоявшей сбоку лампы четко обрисовывались высокие, как у Нефертити, скулы, обтянутые еще более гладкой, чем у египетской фараонши, кожей. Возможно, она была единственной в этом здании, чья внешность утверждала истинность посулов салона красоты. Один взгляд на такую красавицу, наверно, был способен толкнуть Лолу Марш на преступление.
— Полагаю, вы — Оливия Марчант? — спросила я, игнорируя вышеупомянутую Уэверли, которая в присутствии хозяйки явно тушевалась.
Склонила голову, улыбнулась, — едва-едва, так, чтоб не нарушить всю живописность ослепительного лица, — и негромко произнесла:
— Судя по всему, мисс Вульф, мне есть за что вас благодарить, и даже очень.
Я дернула головой с выражением «подумаешь, какие пустяки!». Благодарности оставим на потом. Сначала завершим сюжет. Хозяйка перевела взгляд на свою злополучную служащую.
— Да уж, Лола Марш, не ожидала, что это окажетесь вы. Может, присядете? Не бойтесь. Никто вас не тронет. Просто мы хотим послушать, что вы нам скажете.
Лола не села. И рта не раскрыла. Застыла на месте. Стояла и смотрела на Оливию Марчант. Мы ждали. В комнате повисла тяжелая тишина. Казалось, только Лола этого не замечает. Для преступницы она держалась непостижимо уверенно.
— Не понимаю, Лола, как ты могла! — принялась выговаривать Кэрол визгливым, то ли от бешенства, то ли от радости, голосом. — И это в благодарность за наше доброе отношение. Вон как повезло, в таком заведении работаешь.
«С твоей-то внешностью!» — явно хотела она сказать, но не сказала. Чего там! Все мы прекрасно читаем между строк.
— Не надо, Кэрол, — произнесла Оливия негромко, но с явной сталью в голосе. — Что теперь об этом говорить. Ну, мы слушаем, Лола?
Но Лола по-прежнему безмолвствовала. Правда, все-таки метнула красноречивый злобный взгляд на Уэверли. Под конец миссис Марчант не выдержала, воззвала ко мне. Я пересказывала суть — по крайней мере то, что мне было известно, — а она не отрываясь смотрела на Лолу с тем же, как и у той, бесстрастным выражением лица. Когда я закончила, Оливия откинулась в кресле, не сводя взгляда с девушки, а мы с Кэрол следили, затаив дыхание, кто первый сдастся и заговорит.
Было трудно определить, что в данный момент чувствует Оливия Марчант. В ней все будто застыло и смолкло. Я поймала себя на том, что пасую перед ее безукоризненной внешностью. «Сколько же тебе лет? — думала я. — Если б можно было по срезу твоего прелестного упругого бедра пересчитать количество возрастных колец!» Судя по телу, она моя ровесница, но судя по лицу, несмотря на его гладкость, пожалуй, старше. Какое-то смутное воспоминание навеял вид натянутой, без единой морщинки, кожи на ее щеках. Но так и не удавалось уловить, какое. Возможно, меня сбивала с толку ее ослепительная красота. Если не считать Кейт (которая несколько сдала под гнетом материнских обязанностей), я всегда сталкивалась в жизни с тем, что истинно красивая женщина доставляет больше неприятностей, чем того заслуживает.