Мрачная мысль тут же получила подтверждение. Один из снарядов пробил чехол санок, прошел через стоящее на них оборудование и попал Рейчел в живот. Даже в толстом комбинезоне она ощутила удар, по силе и резкости равный удару хорошего бойца. Перед глазами внезапно пустились в пляс звезды, и Рейчел опрокинулась, пытаясь удержаться рукой за санки. Майкл отпустил веревку, которой подтягивал Нору, и бросился к Рейчел, но опоздал. Она упала, увлекая за собой и его, и санки с оборудованием. Оба моментально оказались завалены приборами.

— Это пули... — тяжело выдохнула Рейчел. — Бежим!

Глава 50

Поезд вашингтонского метро двигался слишком медленно. Гэбриэл Эш с трудом терпела его черепашью скорость. Застыв, она сидела в углу полупустого вагона, а за окнами проплывали какие-то смутные очертания. Большой красный конверт, который всучила ей Марджори Тенч, пудовым камнем лежал на коленях.

Необходимо срочно поговорить с Секстоном!.. Поезд, набирая скорость, вез ее по направлению к офису сенатора. Быстрее! Быстрее!

В тусклом свете подрагивающего вагона девушка чувствовала себя так, словно отправилась в нереальное, похожее на галлюцинацию путешествие. За окнами проносились огни тоннеля, напоминая сияние дискотечной иллюминации, а стены бесконечного подземного коридора казались отвесными скалами огромного каньона.

Может, всего этого не было?

Она опустила взгляд к конверту на коленях. Отлепив наклейку, достала одну из фотографий. Лампы в вагоне мигнули, а потом безжалостно высветили невыносимое зрелище. Седжвик Секстон лежит обнаженный в собственном офисе. Удовлетворенное лицо смотрит прямо в камеру. Рядом — смуглое обнаженное тело Гэбриэл.

Она задрожала, быстро засунула фотографию обратно в конверт и поспешно заклеила его.

Все кончено.

Едва поезд выехал из тоннеля, Гэбриэл нащупала в сумочке сотовый телефон и набрала номер сенатора. Услышала голос автоответчика. Озадаченная, она позвонила в офис.

— Это Гэбриэл. Он у себя? — спросила она у секретарши. Та казалась очень раздраженной.

— Где вы были? Он вас искал.

— На встрече. Она затянулась. Мне необходимо немедленно с ним поговорить.

— Теперь придется подождать до утра. Он в Уэстбруке.

Роскошный жилой комплекс Уэстбрук в Вашингтоне. Там у сенатора была квартира.

— Он не отвечает по сотовому, — сказала Гэбриэл.

— Мистер Секстон отключил сегодня все — свободный вечер, — напомнила секретарша. — Он и ушел рано.

Гэбриэл нахмурилась. Свободный вечер. Из-за своих волнений она совсем забыла, что сенатор действительно планировал провести вечер дома. А неприкосновенность подобных вечеров он отстаивал особенно твердо.

«Стучите в мою дверь лишь в том случае, если загорелся дом, — любил повторять Секстон в этих случаях. — Все остальное вполне может подождать до утра».

Сейчас Гэбриэл не сомневалась, что дом горит.

— Необходимо, чтобы вы помогли мне с ним связаться.

— Это невозможно.

— Дело крайне серьезное. Я действительно...

— Да нет, я имею в виду, что это невозможно в самом прямом смысле. Выходя, он даже пейджер положил на мой стол и подчеркнул, чтобы его не беспокоили до самого утра. Очень на этом настаивал. — Секретарша помолчала. — Гораздо решительнее, чем обычно.

— Черт! Ну ладно, спасибо.

Гэбриэл отключилась.

— Площадь Л'Анфан, — прозвучал механический голос. — Пересадка на все направления.

Прикрыв глаза, Гэбриэл попыталась отвлечься, но ужасающие картины и образы буквально преследовали ее. Страшные фотографии их с сенатором игрищ... целая стопка документов, подтверждающих продажность Секстона. Гэбриэл все еще слышала язвительный голос Тенч: «Сделайте то, что необходимо и правильно. Дайте показания. Признайте связь...»

Когда поезд подъезжал к станции, она попыталась представить, что предпринял бы шеф, попади фотографии в газеты. Первый из возможных ответов, пришедших в голову, шокировал и заставил ее покраснеть от стыда.

Секстон начал бы врать.

Неужели это действительно первое, что приходит на ум, когда приходится задуматься о собственном работодателе?

Да, именно так. Он сразу принялся бы врать... причем блестяще.

Если бы фотографии попали в газеты, сенатор просто заявил бы, что это грубая подделка. Цифровая обработка изображения приобретает все большее распространение. В Интернете постоянно попадаются безупречно отретушированные фальшивые фотографии знаменитостей — вернее, их головы, приставленные к чужим телам. Зачастую это оказывались тела звезд порнографического кино. Гэбриэл прекрасно знала об умении сенатора убедительно лгать прямо в телекамеру, поэтому не приходилось сомневаться: он сможет доказать всему миру, что эти фотографии — просто неудачная попытка испортить его карьеру. Секстон непременно разразится гневом и яростью, а возможно, даже обвинит в организации подделки президента.

Неудивительно, что Белый дом не спешит обнародовать свои улики. Гэбриэл справедливо полагала, что факты могли выстрелить и в того, кто их сделал достоянием гласности. Какими бы достоверными ни казались снимки, по сути дела, они ничего не значили.

Она воспрянула духом, ощутив прилив надежды. Белому дому трудно будет доказать обоснованность обвинений и истинность фотографий.

Игра Тенч казалась безжалостной в своей простоте: или признай связь с сенатором, или увидишь, как он отправляется в тюрьму. Но неожиданно все приобрело иной смысл. Белому дому было необходимо, чтобы Гэбриэл признала свое грехопадение на пару с Секстоном, иначе фотографии не стоили ничего. Это рождало уверенность.

Поезд стоял на станции с открытыми дверями, и в душе Гэбриэл тоже словно открылась какая-то потайная дверь, через которую пришла еще одна неожиданная и обнадеживающая догадка.

А может, все рассуждения Тенч о взятках — ложь, попытка поймать ее на удочку неуверенности и неопытности?

В конце концов, что видела Гэбриэл? Какие документы ей представили? Снова ровным счетом ничего убедительного. Несколько отксерокопированных банковских документов, очень плохого качества фотография Секстона в подземном гараже. Все эти улики вполне могут быть сфабрикованными. Хитрая, ловкая Марджори Тенч могла показать фальшивые финансовые бумаги вперемешку с несколькими настоящими — в расчете на то, что Гэбриэл воспримет все целиком. Способ этот носил название «перенос по ассоциации» — политики часто использовали его для проталкивания идей сомнительного содержания.