Схватив телефон, Тоня отбежала подальше. Следователю и антиквару незачем было слышать ее жалкие извинения – а в том, что они будут совсем жалостными, Тоня не сомневалась.
Саша трубку не брал. Возможно, это была маленькая месть.
(О том, что он мог забыть телефон в каком-нибудь неожиданном месте, Тоня не подумала. Ей казалось, что ее поведение заслуживает наказания со стороны любимого, и вот наказание состоялось.)
Повесив нос, она подошла к Хинценбергу.
– Знаешь, деточка, ты бы лучше предупредила маму, что будешь поздно, – заботливо подсказал антиквар.
– Айвар занят, у них там какие-то совместные учения с муниципалами, – хмуро сказал, подойдя, Полищук. – Я ему сообщил, где мы и чем занимаемся. Так, на всякий случай. Если встретимся с Гунчей… ну, вы, в общем, держитесь подальше, помогать мне не надо, главное – не мешать…
– Я человек мирный, – ответил Хинценберг. – При моей профессии быть драчуном как-то несолидно. А Тонечка, насколько я знаю женщин, будет стоять на месте и визжать. Прости, деточка, но это чистая правда.
– Да, это правда, – печально согласилась Тоня.
Тут зазвонил телефон Хинценберга.
– Это Хмельницкий, – взглянув на экран, сказал старый антиквар. – Я счастливый человек, молодые люди. Господь мог за грехи молодости покарать меня ревматизмом, подагрой, старческим слабоумием, а он во благости своей всего-навсего послал мне Хмельницкого.
Хинценберг отошел в сторонку, отвечая по-латышски:
– Да, да, совершенно верно, да, спрашивайте, я слушаю, да, да, нет…
– Кто такой Хмельницкий? – спросил Тоню Полищук.
– Это совладелец «Вольдемара». Их, совладельцев, трое. В основном делами занимается господин Хинценберг. Хмельницкий устраивает всякие проекты. Иногда получается, иногда нет. При мне один раз очень хорошо получилось, я ему помогала, мне выдали хорошую премию.
– И что это было?
– Выставка французского рисунка шестнадцатого века, то есть – там были рисунки и гравюры. Коллекционеры привезли уникальные работы, что-то продали за хорошую цену, банкет был замечательным.
– Хорошая у вас работа, – заметил Полищук. – Выставки, банкеты. Позавидовать…
– Вам нравятся банкеты?
– Ничего против них не имею.
Тоня видела, что не нравится этому человеку. Почему – даже не пыталась понять, и, тем более, не пыталась проучить его, пуская в дело женские чары. Она просто не понимала, зачем это нужно. Живет себе следователь Сергей Полищук, ну и пусть живет где-нибудь подальше от салона «Вольдемар». И без него забот хватает…
Хинценберг, отойдя подальше и повернувшись спиной к Тоне и Полищуку, тихо беседовал с Хмельницким. Потом он вернулся.
– Между прочим, эта компания все еще считает шаги, – сообщил он. – По-моему, они тоже еще не определили точного места, где стоял «приап», от которого нужно танцевать.
– У них точно такая же картина, как у нас, и наверняка есть другие указания. А мы не знаем, что означают эти буквы. Может, нужно сделать сперва двадцать шагов на север, потом тридцать – на запад, потом сорок – на восток? – спросил Полищук. – Впрочем, кое-что мы можем узнать…
Он огляделся по сторонам.
– Что вам нужно? – полюбопытствовал антиквар.
– Высокое дерево с хорошей густой кроной. По-моему, этот дуб подойдет. Только ветки высоко начинаются. Так… а трос на что?..
Следователь достал из багажника трос, перекинул его через самую толстую из нижних веток, петлю закрепил на машине и довольно ловко взобрался на дерево.
– Знаешь, деточка, он мне начинает нравиться, – задумчиво сообщил Хинценберг. – Мне вот и в голову не пришло, что можно, глядя сверху, считать их шаги. Я и в детстве-то не любил лазить по деревьям. А он, выходит, любил.
Тоня подумала, что надо бы еще раз позвонить Саше.
Она отошла и набрала номер. Жених не отзывался. Это было совсем плохо. Тоня отправила ему краткую эсэмэску «Прости, пожалуйста» и задумалась. Ей было очень неуютно – в чужом месте, где она оказалась непонятно зачем, не принося ни малейшей пользы.
Хинценберг, задрав голову, глядел на Полищука.
– Надо же, взрослый человек, а лазит, как мальчишка. Деточка, твой мальчик умеет лазить по деревьям?
– Зачем ему это? – удивилась Тоня.
– А что он умеет?
– Он многое умеет, господин Хинценберг. Он знает английский, хорошо переводит, он умеет составлять пресс-релизы и вообще хорошо пишет тексты, он умеет работать с информацией…
– Ты все это умеешь не хуже него, деточка. А что он умеет такого, что тебе недоступно? Такого, чтобы ты им гордилась и смотрела на него снизу вверх?
– Ну… он машину классно водит… – сказав это, Тоня немного смутилась, как смущалась всякий раз, допуская маленькое вранье. Машину Саша водил обычно и не слишком ею занимался, за его «маздой» присматривали ребята из сервис-центра Петракеева элитного салона.
– А ты вообще им гордишься? – вдруг спросил антиквар.
– А что, нужно?
– По-моему, нужно.
– А жена Полищука им гордится? – вдруг возмутилась Тоня. – Было бы чем! По деревьям лазает! А дома, наверное, требует, чтобы ему тапочки подавали!
– Когда усталый муж приходит с работы, где он работал, а не бездельничал, можно ему и тапочки подать… – вдруг Хинценберг театрально ахнул. – Деточка, да ты феминистка!
– Кто, я?!
– Ну да! Ты не признаешь за мужчиной права быть хоть чуточку выше тебя.
– Я за равноправие, господин Хинценберг.
– Равноправия в природе не бывает.
Неизвестно, какие аргументы выложил бы антиквар, но наверху зашуршала листва. Полищук спустился на самую нижнюю ветку.
– По-моему, они все сошли с ума, и Гунча, и его дружки. Они накручивают там километры и забредают во всякие трущобы, – сообщил следователь. – А самое интересное – те два старичка издали следят за ними. Как вам это понравится, господин Хинценберг?
– Даже не знаю, что подумать, – ответил антиквар. – А Гунча не появился?
– В радиусе километра точно не появился. Хотя он может сидеть в лесу. Но какой смысл ему там сидеть?
– Он боится, что его увидят посторонние. Это – село, и он тут чужой, его сразу заметят.
– И их тоже. Да их уже заметили. Та буфетчица видела одного, который приехал в джипе, а остальные, наверное, явились позже. Но эти землекопы, я надеюсь, никого не убивали, а Гунча убил Виркавса. Может быть, он придет к дружкам, когда стемнеет. Позвонит, предупредит и явится к ужину. Или они на что-то наткнутся и позвонят ему. Черт…
– Айвар считает, что сделал для вас все возможное. А не можете ли вы позвать кого-то из Риги?