— Гаси свечи, чудак, — сказал Михайлов. — И без них — хоть бисером вышивай.
И вздохнул — в такую бы ночь жизни радоваться, держа в объятиях любимую женщину, а не сбылось, не сбылось, и напрасно воспарил душой — как раззява-матрос с рея о палубу, грянулся оземь…
Усова усадили и велели заново рассказывать печальную историю. Первую ее часть — о том, как и почему оружейному мастеру возмечталось сварить булат, — Михайлов знал и потому рассеянно перебирал новиковские картинки. Ему было не до железа. А Усову как раз хотелось выговориться.
— А что ж не варить? Для него, как я понял, нужна особая руда — в Индии она есть, там мастерам посчастливилось ее в дело пустить. В Персии есть. А у нас вокруг Тулы разных руд — множество, неужели правильной не подберу? Здоровенными глыбами бурый железняк добывают! У нас железо издавна варили, когда-то в каждом селе горны были. И железные заводы, и медеплавильные были, и лес на уголь жгли, все было! А теперь леса стало мало, уголь вздорожал, а как сенатским указом запретили все заводы вокруг Москвы на двести верст, и железные, и стекольные, и винокуренные, так и руды остались из земли не выбранные. У нас с полдюжины доменных заводов, чтобы оружейникам было с чем работать. А руды-то есть! И разные, понимаете, судари мои, разные! Есть из чего выбирать, есть что пробовать! — Усов совсем разбушевался, говорил звонко, с отчаянием, Новиков согласно кивал, даже вопросы задавал, убеждая при этом жевать чайные листья.
— И металл вскоре потребуется. В будущем году завод перестраивать станут. Новые станки поставят, и вертельные, и точильные, и для оттирания, новые водяные машины. А железо и сталь — что, все те же, сибирские. Не дело это! Я сговорился со знающими людьми, они мне все болота облазили, стали мы пробовать то так, то сяк. Дробленый чугун добавлял, меня этому кузнецы научили. Да что наши кузнецы! Я к цыганам советоваться ходил! — с непонятной гордостью сообщил Усов.
— Надули! — уверенно сказал Михайлов.
— Нет, и они про чугун толковали. У них приемы не наши, особые, старинные. Они присоветовали старую ухватку — сами не пользуют, а старики что-то этакое помнят: в тигель вместе с древесным углем и чугуном класть смесь руд, а каких — черт их знает, по-своему они назвать умеют, а по-русски — шиш! Я взял бурый и магнитный железняк, стал искать соотношение. И они же, цыгане, сказали: главное — вовремя плавку прекратить. А как ты это «вовремя» узнаешь? Потом оказалось — сутки плавка идет. Потом чуть на ржавые гвозди не разорился…
— На что тебе? — спросил Новиков.
— Так ведь их тоже в тигель надобно класть! Мелкие ржавые гвоздишки от подков! Ребятишкам платил — они приносили. Этому меня наш старый бронник дядя Матвей выучил, сказывал, сталь для гишпанских клинков так варили и для стволов, и персы тоже ржавчину в дело пускают, нарочно железо в земле выдерживают, чтобы ржа его выела. Кто его разберет — у гишпанцев и у персов, может, и получалось со ржавым железом, у меня не вышло. Они же, персы, в нужное время немного серебра добавляют. По словечку, по намеку я свой булат собирал… Вот известно, персы плавильную печь навозом топят, и откованный клинок в навозе выдерживают. Так я и это испробовал! Ну, мы маленькие тигли завели, в них слиточки получаются вот такие, кругленькие, мы их хлебцами называли. Научились их медленно в золе остужать. И я вот что вдруг понял — булат нельзя калить добела, он сильного жара не любит. Потому и не выходило раньше — мы ж как норовим? Мы ж норовим так, что жарче не бывает! И что-то сходное стало получаться!
— Ишь ты! — искренне обрадовался Новиков. — Славно!
Михайлов ждал — когда же наконец оружейный мастер растолкует свое странное поведение.
— Эх! — Усов стукнул кулаком по столу. — Два года маялся! Из хлебцев разное пробовал ковать! Друзья помогали. Ванюшка, он мастак алмазную грань по стали наводить, сколько для меня потрудился! Два года, судари мои! На заводе наломаешься, потом до ночи в своей кузенке мудришь! И понял — надо везти в столицу, к самой государыне пробиваться. Булат-то — дело государственное! Все лучшее собрал — и хлебцы, и поделки, приехал, остановился в трактире… и там у меня сундучок мой заветный украли!..
— Вот незадача! — воскликнул Новиков. — Что ж ты? Сам оплошал?
— Деньги при себе носил, а сундучок… Там же не только мои безделки лежали! Я из заводской конторы, из хранилища, клинки взял для сравнения, диковинки взял! Дружок мне тайно вынес. Все, все пропало! Бегал, искал — никто ничего не знает, трактирщик божится, что в комнату никто не заходил!
— И ты с горя пошел за булыгой?
— Да как же я теперь домой вернусь?! Мне он все под честное слово выдал…
— Не повезло тебе, — согласился Новиков. — Но ты взгляни на это дело с другой стороны. Кто знает подлинную цену твоих булатных хлебцев? Чай, во всем Питере такого знатока нет. Как могут воры распорядиться своей добычей? Не в заклад же они ее понесут?
— Могут посовещаться с каким-либо кузнецом, — подсказал Михайлов.
— Могут. А что им скажет кузнец? А? Он-то булата, может, не видывал, а коли и видал — не догадается, что у нас свой завелся. Скажет он им: братцы, такого рябого ствольного дамаска полна Тула. И разве что для починки стволов возьмет их добычу. Надобно обойти кузнецов. И коли найдутся твои хлебцы — выкупить их! — решительно заключил Новиков.
— На какие деньги? — уже загоревшись надеждой, спросил оружейный мастер.
— Да много не возьмут. Деньгами поможем. А, брат Михайлов? — спросил Новиков. — Коли ты этого чудака с того света вытащил, теперь с ним и нянчись.
— Вот! — Михайлов брякнул на стол перстенек, которому не судьба была стать обручальным.
— Это что ж ты в карманах таскаешь? — удивился Новиков. — Алешка, ты не прелестницу ли завел? Гони ее в шею! Ахнуть не успеешь — под венцом окажешься!
Михайлов невольно усмехнулся — вот ведь как все наизнанку вывернулось.
— Новиков, сделай милость, сходи с Усовым к кузнецам, — попросил он. — Я-то в Кронштадт возвращаюсь. Список составьте, что пропало… бумагу вижу, где чернильница с пером? Вот. Усов, диктуй.
— Персидский булатный лук унесли, одна тетива осталась! — воскликнул Усов.
— А что, с виду можно понять, что эта железная палка — лук?
Усов задумался.
— Да нельзя, поди…
— Выходит, и это сокровище понесли к кузнецам, чтоб хоть за пятак продать. А умный кузнец как раз больше пятака за него и не даст.
— За персидский лук, который на восемьсот шагов бьет?!
— Врешь! Не бывает таких луков! — возмутился Михайлов. — Ни один пистолет даже так не бьет!
— Булатный — бьет! Теперь понимаешь, сударь, какая сила в булате? Вещицы булатные пропали — пишите, сударь… Лук. Кинжал бухарской работы, с накладными золотыми узорами! Саблю бухарскую с дивным звоном! Да что вы так глядите, судари мои, я из ума не выжил. Истинный булат долго звенит. Мы ее подвешивали, молоточком ударяли — четыре «отченаша» с небольшим звенела.