– Все верно. Кроме того, я прикажу блокировать остров. Перемещаться туда-сюда можно будет лишь по специальным пропускам. Разумеется, когда Господь Бог соблаговолит возобновить морское сообщение, – добавил он не без яда.
– Закрыть остров означает нанести непоправимый урон торговле! – с жаром запротестовала Гвен. – Вы не имеете права принимать такое решение в одиночку, муниципальный совет…
– …мне не указ, – оборвал ее Ферсен. – Давайте договоримся сразу, мадам Ле Биан: времена, когда вы улаживали все дела между собой, канули в Лету. Нравится вам это или нет, отныне вы обязаны выполнять мои распоряжения, иначе мне придется взять вас под стражу за противодействие уголовному расследованию. Или, используя местную терминологию, я, как Господь Бог, обладаю властью делать погоду в Ландах. Что же до коммерции и туризма, то, уж простите, я не разделяю ваших чувств: один за другим гибнут жители острова, а значит, пока преступника не схватят, Ланды будут заблокированы.
К трем часам дня ливень сменился противным мелким дождичком, рецепт которого Бретань хранит с давних пор. Связь с континентом наконец-то наладилась.
В портовом кафе Анна и ее молоденькая помощница раздавали бутерброды и стаканы с грогом тем, кто несколько часов провел в поисках Никола и забежал в тепло, чтобы сделать перерыв. Дверь не закрывалась, каждый раз на вновь прибывших устремлялись безмолвные взоры, но те лишь качали головой: Никола как в воду канул. Пьер-Мари де Керсен, пойдя на поводу у Армель, которая не могла допустить, чтобы ее муж изменил гражданскому долгу и не принял участия в акции, наравне с остальными прочесывал Ланды в компании супруги. Он только что впился зубами в щедро намазанный маслом ломоть хлеба, как Армель вырвала бутерброд у него из рук.
– Не забывайте о холестерине! – прошипела она, расточая улыбки направо и налево. – И о нашем будущем! Все эти люди – избиратели, следовательно, избавьтесь от самодовольного вида и берите пример с дочери – смешайтесь с народом!
У Армель наверняка испортилось бы настроение, знай она, что Жюльетта и Ронан Ле Биан, входившие в молодежную группу добровольцев, пользуясь случаем, украдкой пожимали друг другу руки.
Облокотившись на стойку бара, Ивонна с презрительной ухмылкой показала на Пьеррика, который изо всей мочи тряс установленный возле входа электрический бильярд.
– Посмотри на этого идиота, – шепнула она сидевшей рядом на табурете Гвен. – В машине даже нет денег. Правда, развлечение – бесплатное, и то слава Богу!
Взгляд ее остановился на Керсенах, которые подходили то к одному, то к другому с дружескими рукопожатиями и лицемерными приветствиями. Закатив глаза от возмущения, выслушала она, как Пи Эм громко провозгласил: «Выпивка за мой счет!» – что было встречено всеобщим ликованием.
– Этот пройдоха не упускает случая, – злобно прошипела она. – Напрасно мы закрыли фабрику: Никола, наверное, сейчас уже далеко.
Ивонна замолчала, увидев, что Керсен-младший с двумя стопками направляется к ним. Он выразил притворное сожаление по поводу изоляции острова, которая могла губительно сказаться на реализации их товара.
– Если я смогу вам чем-либо помочь… – начал он медоточивым голосом.
– Твои деньги – пахнут! – прервала его Ивонна, отказываясь от угощения и намеренно повышая голос, чтобы привлечь всеобщее внимание. – И ты воняешь тоже. Разве никто из вас не чувствует запах разложения? – обратилась она к публике.
– Старая сволочь!
Взбешенная Ивонна вцепилась ему в воротник и принялась трясти его с такой силой, которой трудно было ожидать от пожилой женщины. Забыв об обязательной для аристократа сдержанности, Пи Эм плюнул ей в лицо и отвесил бы пощечину, не вмешайся Морино.
В суматохе никто не заметил, как чья-то рука осторожно поднесла пипетку к стоявшему на столе стакану Ивонны.
Напуганная телефонным звонком, который полчаса назад раздался в кафе, и не обращая внимания на дождь, покрывавший нимбом мелких капель ее волосы, Ивонна быстрым шагом возвращалась домой. Как могла всплыть правда о ее детях? Знал об этом только отец Перека, но ведь он подделал документ на ее глазах. Неужели Ив? Да нет, в то время он только что родился. Конечно, не исключено, что старик Перек открыл ему тайну позже – чтобы снять груз со своей совести. Правда, она сомневалась и в том, что у старого Перека имелась совесть, и в том, что Ив проговорился кому-то третьему. Как ни крути, теперь оба были покойниками и свидетельствовать не могли.
Уж она-то заткнет рот шантажисту, негодяю, осмелившемуся портить ей кровь!
С этой обнадеживающей мыслью Ивонна толкнула дверь погруженной во мрак фабрики. Поставив в верхнее положение рубильник, подающий свет в цеха, она поняла, что электричество отключено, и нахмурилась. Осторожно, в полной тишине, она пересекла живописный цех, с легкостью – в силу привычки – двигаясь между стеллажами с фаянсовыми изделиями, которые словно замерли в ожидании, когда их раскрасят. В позе фигурок, выстроенных как на параде, было что-то воинственное, и, пока Ивонна пробиралась к ступеням, ведущим в надстройку, за ней неотступно следили белые глаза без ресниц.
Внезапно она почувствовала страшную слабость. Покачнувшись, Ивонна схватилась за стояк стеллажа, чтобы обрести равновесие. Сердце, стиснутое гигантской железной рукой, готово было выскочить из ее груди. Задыхаясь, она услышала шаги у себя за спиной. Ивонна попыталась обернуться и наугад выбросила руку в темноту.
– Ах ты, грязная…
Остальное растворилось в грохоте бьющегося фаянса, в то время как стеллаж падал на нее всей своей страшной тяжестью. Когда она уже лежала, уткнувшись лицом в пол, прежде чем окончательно погрузиться в небытие, последняя мысль ее была о том, что старик Перек, наверное, оставил о ее детях какое-нибудь письменное свидетельство.
Видя, с каким рвением жители острова обследуют каждый его уголок, чтобы найти племянника, Мари вновь обрела надежду. Взрослые, дети, старики, даже обитатели замка откликнулись на зов, невзирая на бурю. Впервые после смерти Жильдаса она видела их такими, какими они остались в ее памяти: крикливые и задиристые, но по сути – верные друг другу, способные сплотиться перед лицом общей беды. В поисках она не участвовала, решив хорошенько осмотреть комнату Никола, пока ее не опечатали. Мари просмотрела его электронную почту, проштудировала записную книжку, обзвонила всех приятелей по лицею, живущих в Бресте. Как выяснилось, никто из них в последние месяцы с племянником не общался. Один даже высказал предположение:
– Слишком уж он был занят, совсем забыл старых друзей. Говорил, что собирается сдавать на степень бакалавра, только вряд ли. Скорее всего подружку завел.
Повесив трубку, Мари подумала о Шанталь и письмах, которые жене врача посылал Никола. Ей вдруг показалось, что обгоревшие листки в ее кармане весят тонну. Что, если племянник, околдованный прелестной супругой Ива, и правда совершил преступление? Слишком уж отвратительной была эта мысль, и Мари, поспешив ее отбросить, отправилась в жандармерию навестить Лойка.