– Отлично! Заодно расспросим и самого старика! – с энтузиазмом подхватил Стефан.
– Морино! Дайте нам спокойно работать, договорились? Останетесь здесь и дождетесь нашего возвращения.
Когда дверь за ними закрылась, обиженный Стефан передразнил своего шефа:
– Останетесь здесь и дождетесь… Вот пижон!
Всю дорогу они не проронили ни слова. Ферсен объяснял молчание Мари тем, что она обеспокоена рецептом, бросавшим подозрение на ее мать. Однако озабоченность его спутницы заключалась в другом, поскольку она и мысли не допускала, что Жанна могла быть причастна к убийству Ива Перека. Но как объяснить матери, которая не сомневалась, что она с первым же паромом уехала вместе с женихом, решение возобновить работу над следствием под руководством Ферсена? И хотя Мари давно вышла из детского возраста и много лет провела в чужих краях, она вновь почувствовала себя непослушной девчонкой.
Жанна вешала белье. Вместо приветствия она смерила дочь ледяным взглядом, от которого у Мари все сжалось внутри, и проговорила:
– Значит, Кристиан уехал один! Ты никогда ни с кем не считалась!
Люка, стоявший в нескольких метрах, подошел, чтобы разрядить обстановку, и представился. Не удостоив его и слоном, Жанна посмотрела на Ферсена как на зловредное насекомое. Раздраженный таким приемом, Люка перешел к делу, спросив, где находится мезадрол, предназначенный для Артюса де Керсена. Не ответив, Жанна повернулась спиной и продолжила свое занятие.
– Мама, майор Ферсен здесь по долгу службы. Выяснилось, что Ив Перек, перед тем как его убили, был отравлен мeзадролом.
– А не далее чем вчера та же судьба чуть не постигла вашу дочь! Или вам и это безразлично?
– Я советовала ей поскорее уехать, – тихо проговорила Жанна. – Лекарство лежит в аптечке, – коротко бросила она, перед тем как направиться к замку.
Сочувствуя Мари, огорченной размолвкой с матерью, Люка стал ее утешать:
– Мои родители тоже не проявляли восторга от моей работы…
Промолчав, она двинулась вслед за матерью, не дожидаясь Ферсена. Он увидел, как Жанна хлопнула дверью перед самым носом дочери. «Что ж, – подумал он, – теперь я хоть знаю, от кого у Мари этот ангельский характер!»
Им пришлось довольно долго ждать Артюса в огромной мрачной гостиной с рядами портретов на стенах. Под высокомерными взглядами предков Керсенов Мари и Люка чувствовали себя неуютно. Надеясь скоротать время, Ферсен поинтересовался, известно ли ей что-нибудь об этих чопорных персонажах. Она подвела его к полотну, где во весь рост был изображен красавец офицер с молодцеватой выправкой. Медная табличка гласила: «Эрван-Мари де Керсен, 1753–1782».
– Говорят, он возглавлял банду береговых разбойников, о которых рассказывает легенда…
Появившийся Артюс прервал ее объяснения.
– Прошу извинить меня за то, что я не смог прийти раньше.
Сначала беседа велась с соблюдением всех правил хорошего тона. Величественный старец охотно признал, что давно употребляет мезадрол для облегчения приступов суставного ревматизма.
– Уж вам-то, милочка, следовало бы знать, именно ваша матушка… наша экономка… – шепнул он Ферсену, – делает мне уколы.
Нет, Мари этого не знала. Она выслушала старика с непроницаемым видом.
– Аптечка доступна всем, в том числе и нашим работникам. Конечно, для применения такого средства – впрочем, очень действенного – нужны серьезные мотивы… – Артюс, на этот раз красноречивый как никогда, продолжил: – Предполагаю, вы сразу подумали о Шанталь Перек? Какая глупость, если она воспользовалась рецептами мужа! К тому же ее мотив слишком очевиден… Кстати, нет ли новостей от вашего племянника? – обратился он к Мари с фальшивым участием. Она мгновенно нанесла ответный удар, испепеляя старика взглядом:
– Надеетесь скупить земли Переков?
– Разумеется. Теперешнее положение мадам Перек сделает ее более сговорчивой. Заодно, пожалуй, я приобрету и судостроительную верфь.
Наглость Керсена-старшего потрясла Мари.
– Кристиан никогда не согласится, слышите?!
– Плохо же вы знаете своего жениха, дорогая: он отнесся к моему предложению с большим вниманием.
Видя, что Мари побледнела, Люка решил вмешаться, надеясь, что сумеет направить ее мысли в другое русло.
– Лучше расскажите нам о телефонном звонке Жильдаса, – обратился он к Артюсу, – раздавшемся в замке в ночь его смерти, а точнее – в час тридцать.
Результат превзошел все ожидания. Услышав о звонке, Мари вздрогнула, будто ее укусила оса. Старик тоже отреагировал, хотя и более сдержанно, не утратив апломба и притворно отеческого тона.
– Да, я сам подошел к телефону. Жильдас был настолько пьян и с таким трудом изъяснялся, что мне и в голову не пришло известить об этом полицию.
– И вы слушали его бессвязные речи в течение одиннадцати минут? Терпения вам не занимать, господин де Керсен!
Артюс побагровел.
Если наш разговор переходит в допрос, то мне придется вызвать моего адвоката, господина Дантека.
Пока они шли к автомобилю, Люка искоса поглядывал на свою спутницу. Мари сердилась, и это очень ей шло: глаза потемнели, в уголках рта – презрительные складочки, подбородок приподнят. В гневе Мари нравилась Ферсену куда больше, чем в тревоге и тоске. Он первым сделал шаг к примирению.
– Да, насчет телефона вашего брата, я не успел сообщить, что экспертиза…
– Разве я требую у вас отчета?
«Хороша, но бретонка до мозга костей!» – подумал он.
Проглотив этот выпад, он сел за руль и больше не пытался заговорить, чему Мари была удивлена. Наконец, не выдержав, он наклонился в ее сторону:
– Сказать по правде, я плохо представляю Артюса де Керсена в роли отравителя, который потом оттаскивает труп на берег, а вот Никола и Шанталь, действуя вдвоем…
– Это лишь предположение, – холодно прервала она Ферсена. – Что толку пережевывать его как жвачку? Не лучше ли проверить, кто еще из местных принимал мезадрол? Все медицинские карточки находятся в кабинете Ива.
– Гениально! Скорее туда!
Они поехали в сторону лабораторий, как Ферсен и планировал еще с утра. Люка посмеивался: сделав небольшую уступку, он был вознагражден сторицей, Мари расслабилась, повеселела, и когда она снова тряхнула косой, он с наслаждением вдохнул аромат ее волос.
В лабораториях витал терпкий запах водорослей. Ферсен опустил рычаг переключателя. Свет ламп дрогнул, потом стабилизировался. Они обошли одно за другим абсолютно пустые помещения. На приоткрытой, с сорванными печатями, двери последней комнаты висела латунная табличка: «Доктор И. Перек». Люка ногой распахнул ее, и они вошли. В кабинете Ива все было перевернуто вверх дном, ящики старинного шкафа выдвинуты, на полу валялась куча медицинских карт.