Вдохнув полной грудью, Ферсен на минуту задумался, потом направился к автомобилю. Если он собирался узнать, где находилась Мари, стоило обратиться к ее отцу.
Милик его терпеливо выслушал, однако, узнав, что майор разыскивает дочь по служебной надобности, продолжал молчать, словно ждал от него чего-то другого.
– Не хочу оставлять Мари в одиночестве в такой тяжелый для нее момент, – прибавил Люка со всей искренностью.
Тогда Милик рассказал ему о месте, где Мари с детских лет залечивала душевные раны.
В самом дальнем конце заброшенной пристани Люка увидел миниатюрную фигурку. Мари сидела, повернувшись лицом к морю. Какое-то время он смотрел на нее, не обнаруживая своего присутствия, потом тихо подошел и сел рядом. Он не стал ее утешать, а после недолгого молчания заговорил о деле, сообщив, что у Переков не было накоплений, достаточных для строительства лабораторий.
– Страховки Эрве Легелека тоже не существовало.
Он так и не осмелился сказать, что Жанна солгала о выигрыше в лотерею. Но цель была достигнута: Мари оживилась.
– Переки, увы, больше ничего не смогут объяснить, а вот Ивонну придется допросить еще разок.
– Слушаюсь, шеф, – шутливо произнес Ферсен, поднося руку к воображаемому козырьку. Они поднялись и вместе пошли к машине. – Мари, я знаю о Кристиане и выражаю искреннее сочувствие.
На ее лице промелькнула улыбка.
– Как ты меня нашел?
– Отец сказал, где ты уединялась в детстве, когда бывала чем-то огорчена.
– Он правильно сделал.
Затаившись под лестницей, точно хищник, подстерегающий добычу, Ивонна с отвращением наблюдала за Пьерриком, который явно был чем-то взволнован. Тряся огромной головой, неловкими руками он вытащил из-под обшивки стоявшего в гостиной помпезного, отделанного мрамором камина маленькую металлическую шкатулку. Спрятав ее в тряпках, с которыми он не расставался, немой, урча от нетерпения, поднялся по лестнице, ведущей в спальни.
Словно паук, Ивонна неслышно выбралась из своего укрытия и, держась на расстоянии, пошла за ним.
Войдя в комнату Ронана, Пьеррик вывалил на его постель содержимое шкатулки – несколько банкнот и монеток, составлявших все его богатство. Прервав сборы – он складывал вещи в большую дорожную сумку, – юноша стал протестовать: он не примет от Пьеррика такой жертвы.
– Не беспокойся, все будет в порядке, на континенте у меня есть друзья.
Но Пьеррик, собрав деньги, сунул их в сумку, показывая жестами, что он качает ребенка. Тронутый заботой дядюшки, Ронан поцеловал немого.
– Спасибо, Пьеррик, ты очень добр. Обещаю: когда малыш родится, я сразу вышлю тебе фотографию.
Он прервался на полуслове, увидев, какой ужас отразился на лице Пьеррика, который тут же забился в угол. Обернувшись, Ронан встретился взглядом со своей свирепой бабушкой.
– Ты никуда не уедешь! И твой ублюдок никогда не родится, вбей это себе в башку!
– Мы с Жюльеттой любим друг друга и ждем ребенка! Он обязательно родится! Плевать нам на ваше мнение!
– Нет, это невозможно!
Встревоженная криками, на пороге появилась Гвенаэль.
– Что невозможно?
– В семье и так слишком много уродов, чтобы я согласилась еще на одного!
Наконец-то Ивонне удалось привлечь внимание аудитории.
Не боявшаяся ни Бога, ни черта Ивонна между тем старалась избегать взгляда дочери. Гвен поняла, что мать еще не выплеснула весь свой яд.
– Говори, почему ты это сказала?
– Я не хочу ничего знать! – воскликнул Ронан, хватаясь за сумку. – Плевал я на вашу ненависть к Керсенам. Жюльетта совсем другая…
– Жюльетта – твоя двоюродная сестра!
– Что?!
Гвен отказывалась понимать материнские слова, они были совершенной нелепицей. Ронан грубо схватил бабку за плечо:
– Намекаешь, что мать – сестра Пьера-Мари? А ты…
И он не мог выговорить то, что всем казалось невообразимым.
Ивонна резко отвела руку внука в сторону и приблизилась к Гвен.
– Артюс де Керсен – твой отец.
От такого удара Гвен пошатнулась.
Ивонна и Артюс – злейшие враги, которые когда-либо соседствовали в Ландах, – были любовниками? И она, Гвен, – плод их мерзкой связи? С самого рождения мать воспитывала ее в лютой ненависти к Керсенам. Легко ли ей было теперь осознать, что, оказывается, она принадлежала к стану врагов?
Подобно костяшкам домино, обрушивались на Гвен одно за другим последствия этого признания, возбуждая в ней изумление, отвращение и гнев.
Ронан, убитый новостью, приблизился к матери и встал рядом. Ивонна посмотрела на них, потом ее лицо исказила страдальческая гримаса, она отвернулась, пошла к выходу, но на пороге обернулась. Когда она обратилась к Гвен, в ее голосе чувствовалась огромная усталость.
– Не может быть и речи, чтобы кто-нибудь об этом узнал, равно как не может быть и речи, чтобы этот ребенок родился, – добавила она для Ронана.
Дверь за ней закрылась.
В душе Гвен долго бушевали и боролись самые разнообразные чувства, но победил гнев. Пи Эм, это дерьмо, – ее брат? Ивонна права: ребенок не должен появиться на свет, а сыну лучше держать язык за зубами.
Если Ронан еще был способен сопротивляться суровости матери, то сопротивляться ее мольбам он не мог. Гвен поняла, что нужно не противопоставлять себя сыну, а постараться убедить его, что она – союзник и понимает его романтическую натуру. Для достижения большего эффекта Гвен решила сыграть на своем ужасном самочувствии после признания матери. Сын встревожился не на шутку.
– Мама, посмотри на меня… да посмотри же!
Гвен бросилась в его объятия и разрыдалась.
– Как все это ужасно! Прежде всего, Ронан, необходимо спасти вашу любовь! Гнев Керсенов может быть страшен.
– Не волнуйся, мама, они ничего с нами не сделают! Мы уедем вдвоем, Жюльетта меня уже ждет.
– Пожалуйста, выслушай меня!
Использовав все средства – слезы, ласки, уговоры, Гвен стала внушать сыну, что побег явился бы непростительной ошибкой: Армель и Пи Эм обязательно их найдут и разлучат. Жюльетту ушлют на край света, заставят сделать аборт, и он больше никогда ее не увидит. Мужество влюбленных должно оказаться на высоте, они должны запастись терпением и пока отказаться от мысли иметь ребенка. Единственно разумный путь – дождаться совершеннолетия Жюльетты, когда они смогут распоряжаться собой и своей любовью. Тогда Керсены будут против них бессильны. Она же во всем их поддержит и сделает возможное и невозможное, чтобы Жюльетта как можно меньше страдала.
Скрепя сердце Ронан в конце концов убедил себя, что иного выхода не существовало.