Держа за руку отца, вполголоса произносившего на бретонском молитву моряков, она смотрела, как гробы с привязанным к ним грузом медленно погружались в морские глубины. На поверхности показались пузырьки воздуха, их становилось все меньше, потом они исчезли совсем. Море приняло то, что принадлежало ему по праву.
Вернувшись на остров, Мари узнала, что Кристиан Бреа официально признан без вести пропавшим, и увидела в этом знак судьбы, настигшей шкипера с тридцатипятилетним опозданием. Береговой разбойник, в свою очередь, потерпел кораблекрушение. Круг замкнулся.
Съежившись, она сидела в своем любимом уголке старой пристани, когда пришел Люка и силой усадил ее на паром, отплывающий в Брест.
– Тебе не повредит провести несколько часов на континенте. К тому же интуиция мне подсказывает, что похороны уже состоялись, – мягко добавил он.
Письмо лежало на сервировочном столике в гостиной вместе с газетой и остальной почтой. На конверте было написано только имя: «Жюльетта».
Позже, когда расспрашивали садовника, он сказал, что нашел его в почтовом ящике. Нет, он не заметил, кто его туда бросил.
Пока Армель комментировала статью в «Телеграмм де Брест», в которой говорилось, что прекращены поиски Кристиана Бреа, девушка незаметно его открыла.
– Теперь будет еще легче завладеть верфью. Что вы думаете об этом, отец?
Артюс собирался ей ответить, но внезапно раздался изумленный возглас Жюльетты.
Все взгляды обратились в сторону девушки, выронившей листок, который упал на столик.
Послание состояло из вырезанных из газеты букв:
«ГВЕНАЭЛЬ ЛЕ БИАН – НЕЗАКОННОРОЖДЕННАЯ ДОЧЬ АРТЮСА».
Первой реакцией у Керсена-младшего было желание посмеяться над дурного вкуса шуткой – анонимщик оказался дилетантом, но внезапная бледность отца была красноречивее любого признания. И тогда единственного наследника Керсенов охватила паника: окажись дочь Ивонны его сводной сестрой, она тоже могла претендовать на наследство, о котором он мечтал долгие годы.
Артюс стукнул тростью об пол:
– Сожгите эту грязь немедленно!
Никто не двинулся. Тогда старик встал с удивительной для ревматика легкостью и бросил анонимное письмо в камин, где постоянно поддерживался огонь, безуспешно боровшийся с сыростью и плесенью на стенах.
– Вряд ли потомок дома Керсенов мог сойтись с женщиной такого сорта, как эта «булочница»!
Вопреки ожиданию отвращение, написанное на физиономии Армель, вызвало у старика легкую улыбку, в которой сквозило сожаление о прошлом.
– Видели бы вы Ивонну, когда ей было двадцать лет!
Взглянув на бледную, тощую грудь снохи в вырезе лифа, он поморщился.
– Сколько в ней было соблазна, чувственности! Но, думаю, вы не способны понять, о чем идет речь, дорогая. – Он повернулся к сыну, смотревшему на него с округлившимися глазами и открытым ртом. – Перестаньте таращиться на меня с идиотским видом, Пьер-Мари, и не переживайте за наследство, которого вы еще не получили! Речь не идет о том, что я признаю эту нахалку своей дочерью.
– Гвен может с этим не согласиться, отец, – кисло заметила Армель, которой пришлась не по вкусу его последняя реплика. – Достаточно провести анализ на ДНК. Если этого не произойдет при вашей жизни, Гвен не остановится и перед эксгумацией.
– Знай Гвен об этом, она бы уже все сделала. Слухи не должны покинуть пределы наших владений! – прогремел голос старика. – Понятно? Ни в коем случае!
Июньское солнце так раскаляло крыши, что, несмотря на отличную вентиляцию, температура в ангаре достигала сорока градусов. Техники судебной полиции изучали найденные обломки катера Патрика Риана.
На рубашке Франка Карадека под мышками темнели круги, и это очень его раздражало, поскольку Ферсену удавалось сохранять безупречную элегантность и при удушающей жаре. Исчезновение Кристиана Бреа открывало ему перспективы, но достаточно было посмотреть на Мари и специалиста по ритуальным преступлениям, чтобы потерять всякую надежду.
– При взрыве обломки катера разбросало в радиусе пятисот метров, значит, это пластид С4. Они оказались даже на берегу, – уточнил Франк, сообщив, что техники нашли следы пластида на прибрежных скалах. – Заряд был помещен рядом с топливным баком.
– Вот чем объясняется появление огненного шара, который ты видела, Мари. Я хочу знать, откуда взялась взрывчатка и как она попала на остров, – добавил Люка, обращаясь к Карадеку.
Тот подавил безумное желание его ударить.
– Уже выясняем. У меня в Национальном антитеррористическом комитете есть приятель, он этим и занимается, – ответил лейтенант, бравируя тем, что у него имеются связи на самом высоком уровне.
– Пусть на фаянсовой фабрике поработают кинологи. Если С4 хранился там, они легко это установят.
– Они приедут с двенадцатичасовым паромом, – ответил Карадек тем же вызывающим тоном.
– О Риане по-прежнему никаких новостей? – вставила слово Мари, чтобы разрядить обстановку: чувствовалось, что полицейские воспринимают друг друга в штыки.
– Новости есть. Найдены следы крови на корме, в носовой части судна, на левом и правом бортах. Кровь той же группы, что фигурирует в медицинской карте Риана. Должно быть, рыбы угостились им на славу! – мрачно пошутил Франк.
Неизвестно почему Мари испытывала грусть, что больше никогда не увидит писателя. Эта мысль не покидала ее до самой тюрьмы, где вместе с Ферсеном она собиралась допросить Ивонну насчет участия Гвен в кораблекрушении 1968 года.
Подбородок старой женщины задрожал, ноги подкосились. Ивонна упала на стул, от которого отказалась вначале, когда Люка и Мари только вошли в зал для свиданий.
– Гвен не могла сделать такое признание. Это невозможно!
– Десятилетняя дочь возвращается домой ночью в промокшей одежде, а на следующий день на берегу находят вашего шестилетнего сына Пьеррика, не способного произнести ни слова, и вы утверждаете, что не задали им ни одного вопроса?
Ивонна уставилась на Ферсена бессмысленным взглядом. Казалось, она пытается что-то припомнить. Глаза ее затуманились.
– Боже мой, ну конечно же… – пробормотала она глухим голосом. – Могла ли я подумать, что… Бедняжка Гвен! Получила выволочку за уход из дома, ведь я несколько часов с ума сходила! Как подумаю, что столько лет она хранила в себе эту тайну!
Ферсен бросил взгляд на Мари, явно растроганную очередным фокусом Ивонны, преподнесенным с таким совершенством.
– А о маленьком Пьеррике вы подумали? – спросил он с издевкой. – Из-за него вы не портили себе кровь? Впрочем, глупо спрашивать, вы наверняка даже не заметили его отсутствия.
– Думаете, он тоже побывал на берегу во время бури? – Ивонна округлила глаза. – Неужели от этого он и онемел? Значит, старик Перек мне наврал об инфекции?