– Смотрите, Ваше Высокопреосвященство, это слово имеет значение!
– ABULAFIA, – прочел Еллинек.
И действительно, Абулафия [116] – так звали проклятого церковью каббалиста, родоначальника еврейского тайного учения, появившегося в XII веке в Западном Провансе и позднее распространившегося в Испании и Италии. Это учение нанесло большой вред Церкви.
– Этот флорентиец сам дьявол, – со вздохом произнес кардинал Еллинек. – Теперь у нас есть имя, но что может сказать имя само по себе? Я не верю, что Микеланджело написал это имя на своде без тайного умысла.
– Я тоже не верю, – согласился Августин. – Считаю, что за именем скрывается нечто большее, значительно большее. Но знание имени выдает широту познаний флорентийца. Укажите хоть на одну энциклопедию, в которой бы упоминалось это имя! Вы не найдете ничего. Так что раз Микеланджело знал имя, он знал и больше, возможно, он был знаком с учением Абулафии – каббалой.
Кардинал сложил руки в молитве:
– Pater noster, qui es in coelis… [117]
– Аминь, – закончил отец Августин.
В связи с появлением новых обстоятельств кардинал Йозеф Еллинек назначил собрание консилиума на следующий день.
В монастыре брат Бенно в тот же день попытался написать письмо, однако претерпел неудачу уже при составлении обращения. Бенно написал: «Ваше Святейшество, это скромная попытка сделать в своей жалкой и бесполезной жизни, которую мне даровал Господь Бог, нечто значительное. Так что я решился написать Вам в надежде, что строки эти Вас достигнут». Брат Бенно перечитал то, что написал, и разорвал листок на мелкие клочки. Начал заново: «Достопочтенный святой отец, уже несколько дней меня мучит известие об открытии, сделанном в Сикстинской капелле. Мне стоило больших усилий написать Вам письмо». Брат задумался, прочел начало очередного письма и, сочтя неуместным, разорвал и его. Наконец он встал, прошел по темному коридору и остановился у каменной лестницы, которая вела в комнату аббата.
«Laudetur Jesus Christus!»
Аббат добродушно встретил брата.
– Я уже давно жду тебя, брат. Я чувствую, что тебя что-то гнетет. – Он подвинул брату Бенно стул. – Расскажи мне, облегчи душу.
Брат сел на стул и медленно начал:
– Отец аббат, на самом деле открытие, сделанное в Сикстинской капелле, гнетет меня более, чем вы можете себе представить. Я изучал сведения о Микеланджело и его труды. Но этот случай потряс меня.
– У тебя есть предположения о том, что означает эта надпись, брат?
– Предположения? – Брат Бенно замолчал.
– Должна же быть причина твоему странному поведению!
– Причина… – Брат Бенно на минуту умолк. – Причина в том, что я знаю о Микеланджело больше, чем кто-либо из тех, кто сейчас занимается поисками ключа к тайне. Думаю, я мог бы помочь в расшифровке.
– Но, брат, как вы себе это представляете?
– Отец аббат, я должен отправиться в Рим, прошу вас, не откажите мне!
Внеочередной консилиум священного собрания, как всегда, начался с ритуала призвания Святого Духа и перечисления присутствующих председателем – кардиналом Йозефом Еллинеком, а также с предупреждения ex officio о том, что дело обсуждается строго конфиденциально. Постепенно оправдывались самые худшие опасения: надпись флорентийца, прочитанная справа налево, как это делалось в иудейских текстах, представляла собой имя «Абулафия».
Прозвучавшее имя вызвало у присутствующих различные эмоции. Специалисты – профессор Габриель Маннинг, профессор семиотики из Атенея, Марио Лопес, просекретарь Конгрегации доктрины веры, Франтишек Коллецки, просекретарь Конгрегации католического образования и ректор Тевтонской коллегии, Адам Мельцер от Общества Иисуса и профессор Риккардо Паренти, специалист по творчеству Микеланджело из Флоренции – вскрикнули, что показало, что они вполне осознают всю глубину значения этого открытия, тогда как остальные подняли удивленные глаза на кардинала Еллинека в ожидании разъяснений.
Маннингу явно было стыдно, что не он разгадал способ прочтения этого имени, которое было написано простейшим ретроспективным письмом. Присутствующие же занялись тем, что быстро переписывали в свои блокноты надпись, расставляя буквы в обратном порядке. Такое толкование, произнес Маннинг, бесспорно, верно, так как теперь истинность можно подтвердить (о чем Маннинг говорил на прошлом собрании консилиума): Иеремия действительно писал и читал именно справа налево. Ориентируясь на эти сведения, слово можно было прочесть, увидев смысл. Это хрестоматийный пример семиотической расшифровки.
– И что это означает? – провоцируя, поинтересовался кардинал-государственный секретарь Джулиано Касконе.
– Погодите, не так быстро Ваше Высокопреосвященство! – остановил его Еллинек. – Пока что мы только узнали, что Микеланджело хотел указать нам на связь с каббалой, больше ничего.
– И это нас так обеспокоило? Из-за этого был созван консилиум? Это перевернуло всю курию? – Касконе негодовал. – Каббала – это одно из многих учений, которым не удалось уничтожить католическую церковь. Если Микеланджело был приверженцем этого учения, конечно, это не поможет курии, но такую правду мы переживем.
– Это поспешные выводы, господин кардинал-государственный секретарь! – Габриель Маннинг встал: – Если это имя пишет на сводах Сикстинской капеллы Микеланджело, то он точно собирается поведать намного больше, чем просто имя.
– Ну что вы, профессор, я предлагаю обнародовать официальное толкование с указанием на то» что Микеланджело, вероятнее всего, был каббалистом, поэтому и написал на своде капеллы имя известного каббалиста с целью досадить папам. Это вызовет некоторый шум, но он утихнет, и мы сможем забыть об этом деле.
– Подождите! – выкрикнул кардинал Йозеф Еллинек. – Это самое верное средство для того, чтобы открыть путь для спекуляций и сплетен. Наши противники не удовлетворятся одним именем – они будут копать дальше и найдут множество вариантов толкования имени. Эта дискуссия обещает быть бесконечной.
Слово взял профессор Паренти, сообщив, что, во-первых, еще не доказано, что Микеланджело Буонарроти был каббалистом, хотя исследователи его творчества не раз делали подобные предположения; во-вторых, подобное открытие станет научной сенсацией и будет волновать исследователей еще долгие годы, если не десятилетия. Паренти поинтересовался у главного реставратора Бруно Федрицци, не могут ли и в других местах быть обнаружены надписи, которые имели бы отношение к имени Абулафии.