— Но кроме трудов и молитв, Гус, было, конечно же, и еще кое-что. Помнишь тот день, когда мой брат сообщил мистеру Мильтону, что прибывшие намедни из Дорсета ткачи привезли с собой спинет? Он велел Морероду немедленно его забрать.
— Да-да, помню. «Ни к чему, добрый мистер Джервис, неумелым рукам извлекать из инструмента нестройные звуки». И вот спинет доставили к мистеру Мильтону. Он в то время сидел в углу, склонив голову, словно бы погруженный в размышления, но я заметил, как уши его зашевелились, когда двое из братьев внесли спинет в дом. Ты когда-нибудь видела шевелящиеся уши, Кейт? Понаблюдай. Как только братья ушли, хозяин вскочил на ноги. «Этот инструмент, — сказал он, — станет чревом, порождающим сладостные мелодии и напевы. Я всегда твержу тебе, что мы должны заставлять себя ослаблять струны напряженно работающей мысли». — «Не знаю насчет мысли, но эти струны все в пыли».
Он, по обыкновению, пропустил мои слова мимо ушей и пробежал пальцами по клавишам. «Знаешь, мой отец был великим поклонником музыки. Я частенько ему пел. Монтеверди, Генри Лоз. Даже папист Дауленд». — «Вы помните орган на "Габриэле", сэр?» Хозяин покачал головой. «Это не то воспоминание, которое мне хотелось бы лелеять в груди, Гус. Не теперь». Он сел за инструмент и запел приятным печальным голосом, звучавшим подобно ветру среди развалин старинной церкви святого Михаила:
О Боже, ведомо Тебе,
Что прежде, что сейчас,
И что грядущее несет,
Твоих не минет глаз.
Ты была тогда в саду, Кейт. Стояла на коленях перед грядкой лекарственных трав, а я смотрел на тебя из окна. Когда хозяин запел, ты выпрямилась и замерла на месте.
Ты видишь горести мои
И знаешь скорбь мою,
Я в одиночестве ее
Ничем не утолю.
— Я люблю его голос, Гус. Почему-то кажется, что он согласуется с другими звуками этой глуши. Ты понимаешь меня?
— Очень хорошо понимаю, Кейт. Я даже сам говорил ему об этом. «Эта песня слишком печальная, мистер Мильтон». — «Время печальное». — «Да, верно. Место тоже печальное». — «Конечно. — Но тут, безо всяких причин, мы оба расхохотались. — Ступай в сад, — приказал он мне. — Успокойся среди майорана и щавеля».
Он распоряжается садом, будто это внутренний двор Бедлама, Кейт. Упрежу твой вопрос: Бедлам — это уютное место в окружении полей. Множество людей приезжает туда отдохнуть. У нас было время для ухода за фруктовыми посадками, время подрезать деревья, время стричь живые изгороди, время удалять сорняки среди растений.
— Время для прогулок в сумерках, Гус: ты поддерживал его за правую руку, а я брала за левую.
— Помнишь тот вечер, когда мы увидели чудище? «Теперь здесь уютно и тенисто, Кэтрин, — сказал он. — Ничто не возмущает моего уединения». — «Благодарю вас, сэр. За ветками ухаживал Гусперо. Мне до них не достать». — «А как произрастают наши посадки? Цветет ли лимонная роща?» — «О, сэр, там просто чудесно». — «Я упиваюсь этим запахом. Мне чудится, будто меня окутывают ароматы мирры и бальзама. — Он внезапно застопорил ход — и я чуть не перелетел через него. — Не белладонной ли тут пахнет?» — «Да, сэр. Из нее получается хороший настой от бессонницы». — «Вырви ее с корнем, Кэтрин. Немедля. Само ее название несет порчу, ибо это дьявольская трава. Она заставляет людей валяться в постели, когда другие давно уже за работой. Помоги Кэтрин, Гусперо». Мы оба опустились на колени и взялись искоренять зловредную траву, и наши пальцы, погруженные в землю, соприкоснулись. О Кейт, Кейт…
— Гус, прекрати!
— Хозяин прохаживался взад и вперед по узкой тропинке, явно не в духе. «Вчера ты спросила меня, Кэтрин, не посадить ли нам в саду яблони. Яблоки, действительно, вкусный плод, но я слышал, что в этом диком краю они могут иметь опасные и сомнительные свойства. Посему опасайтесь яблок». Наши пальцы все еще были переплетены и мы улыбались друг другу.
Уничтожив белладонну, мы втроем продолжили путь, однако хозяин вдруг снова внезапно остановился, словно носильщик портшеза, застигнутый шквалом. «Что это там жужжит, Гус?» — «Пчела?» — «Это не пчела. Жужжит гораздо громче». — «Может быть, шершень?» Я обеспокоенно оглядел цветы: в этой новой стране водятся твари, противные моему утонченному вкусу. «Нет. Звучит не так». — И тогда я увидел.
— Это было чудеснейшее крохотное создание, Гус.
«— О Боже, сэр, — воскликнул я, — это птица. Крошечная птичка, сэр. Не больше шершня». — «Возможно ли такое? Посмотри лучше». — «Точно птица. С малюсенькими шелковыми перышками и лапками тонкими, как у паука. Она переливается всеми цветами радуги и ни на миг не останавливается. И как же она проворна, мистер Мильтон! Она словно блестка мерцающего света».
Слегка нахмурившись, хозяин отступил назад. «Относится ли она к пернатым?» — «Только взгляните. Она сует клюв в цветок и парит над ним». — «Должно быть, это какой-то каприз природы, уродливое потомство ворон и мух». — «Нет-нет, не так: она слишком красива». — «Идем отсюда, Гусперо. В этом первобытном мире есть безымянные существа, с которыми было бы опрометчиво соприкасаться. Я уверен, что это создание — плод какого-то омерзительного совокупления. Идем отсюда». И он повел нас обоих прочь из сада.
— Но я обернулась, чтобы полюбоваться птичкой. Она была очаровательна, Гус, в своем путешествии от цветка к цветку.
— Однако в саду это было не единственное чудище. О нет. Помнишь, как однажды днем я оставил хозяина лежать в старом гамаке, который натянул между двумя кедрами? Жарища стояла адова, хотя весна только наступила, и мистер Мильтон был в одной льняной рубашке и коротких штанах, а белая шляпа на голове делала его, прости меня, Кейт, похожим на простого девонширского садовника. Я уже вышел на главную улицу, — направляясь, конечно же, к тебе, — как вдруг услышал истошный вопль. Бросился со всех ног назад с криком: «Что, что случилось?» — и увидел мистера Мильтона в гамаке с поджатыми ногами. — «О Гусперо, тут гремучая змея». — «Что?» — «Она на земле подо мной? Поднимает голову? Раскачивается в мою сторону?»
Я ринулся в дом и выскочил в сад через заднюю дверь. Сначала все было тихо, но потом раздался треск. Мистер Мильтон снова издал вопль, а потом выкрикнул: «Ты, Змий! Хитрейшее из полевых созданий! — Наступило молчание: не сомневаюсь, змея его услышала. — Затейливейший лабиринт колец! Тварь, яд в себе таящая лукаво!»
В эту минуту к садовой изгороди подбежал Храним Коттон. «Что произошло, мистер Мильтон?» — «О дорогой брат, здесь змея. Мне кажется, она обвивает меня своими кольцами». — «Погодите, сэр. Ничего не предпринимайте. Я приведу моего сына». — «Его зовут Зефания Коттон?» — «Да». — «Слава Господу за избавление!»
— Ты знаешь Зефанию не хуже меня, Кейт: он находит жуткое удовольствие в ловле и истреблении змей. Я видел, как он хватает змеюк за хвост и с наслаждением крутит ими у себя над головой, точно фокусник на Гринвичской ярмарке.
— Мне он никогда не нравился, Гус. Порой он так странно на меня поглядывает. Словно хочет поймать в капкан.