– Как будто это легкая работа – сидеть на яйцах! – продолжала Голубка, все повышая голос. – Попробуй сама, так узнаешь! А я, несчастная, мало того, что сижу как проклятая, еще должна день и ночь караулить, как бы змеи не забрались в гнездо! Бедная моя головушка! Три недели глаз не сомкнула ни днем ни ночью!

– Ой, простите за беспокойство! – сочувственно сказала Алиса. Она начала понимать, в чем дело.

– И как раз, когда я нашла самое высокое дерево в лесу, – продолжала Голубка (она уже кричала), – и как раз, когда уже стала надеяться, что вздохну хоть на минуту – не тут-то было! Прямо с неба на меня сваливаются, проклятые! Ах ты змея!

– Да я же не змея – говорят вам, – сказала Алиса. – Я просто… я просто…

И тут она запнулась.

– Ну что ж ты? Говори, говори! – насмешливо сказала Голубка. – Еще ничего не успела придумать, да?

– Я… я девочка, – сказала Алиса, не вполне уверенно, не будем скрывать: ей, бедняжке, вдруг сразу вспомнились все ее сегодняшние превращения.

– Так я тебе и поверила! – ответила Голубка с величайшим презрением. – Не мало повидала я на своем веку разных девочек, но чтобы у девочки была та-а-а-кая шея! Нет, не на дуру напала! Ты змея, вот кто ты такая! И лучше не ври! Ты мне еще скажешь, что никогда яиц не ела.

– Яйца я, конечно, ела, – сказала Алиса – она была на редкость правдивый ребенок. – Девочки ведь тоже едят яйца.

– Быть того не может, – сказала Голубка. – Ну, а уж если правда едят, значит, они просто-напросто змеи, только особой породы! Вот тебе и весь сказ!

Алису так поразила эта – совершенно новая для нее – мысль, что она в растерянности умолкла.

– Все понятно! – воспользовавшись паузой, немедленно прибавила Голубка. – Ты тут ищешь яички! Какая же для меня разница – девочка ты или змея?

– Зато для меня это очень большая разница! – возмутилась Алиса. – И никаких я яиц тут не ищу, представьте себе, а уж если бы искала, то не ваши! Я сырые вообще не люблю!

– Ах вот как? Ну, тогда проваливай! – грубовато сказала Голубка, снова усаживаясь в свое гнездо.

Алиса послушалась.

Она с большим трудом пробиралась среди деревьев: ветки все время цеплялись за ее новую шею, и ей поминутно приходилось останавливаться и выпутываться; к счастью – хоть и не сразу, – она вспомнила, что ведь в руках у нее так и остались кусочки волшебного гриба. Выбравшись на свободное место, она с величайшей осторожностью стала откусывать по крошечке то от ТОГО, то от ЭТОГО кусочка и то увеличивалась, то уменьшалась, и в конце концов ей удалось стать в точности такой, какой она была обычно.

И знаете, она так отвыкла быть нормальной девочкой, что сперва ей даже стало как-то неловко!

Но, конечно, довольно скоро она опять привыкла к себе и начала, по обыкновению, сама с собой беседовать.

– Ну вот, половина дела сделана, а ведь, пожалуй, другая девочка на моем месте могла голову потерять от всех этих превращений! Да, она бы ничего не сделала, а вот я сумела стать, какая была! Первая часть плана выполнена. Теперь остается вторая часть: забраться в тот чудесный садик! Интересно, интересно, как же мы туда попадем…

Тем временем она неожиданно вышла на прогалину, где стоял маленький домик – высотой точь-в-точь с саму Алису.

– Не знаю, кто живет в этом домике, – соображала Алиса, – но только я в таком виде не могу им показаться. Я для них слишком большая, они там все до смерти перепугаются!

И предусмотрительная девочка опять взялась за гриб из ТОЙ руки и ела его до тех пор, пока не стала ростом примерно с кошку.

Глава 6
в которой встречаются поросенок и перец

От уже минуты две стояла в нерешительности, разглядывая дом, как вдруг из леса выбежал ливрейный лакей и изо всей мочи забарабанил в дверь.

(Алиса догадалась, что это ливрейный лакей, потому что на нем была ливрея; судя же по лицу, это был просто карась.) [9]

Дверь отворилась, и из дому вышел Швейцар, тоже в ливрее, с круглой физиономией и выпученными, как у лягушки, глазами – точь-в-точь взрослый головастик.

У обоих на головах были пудреные парики с длинными завитыми буклями. Тут Алисе стало очень интересно; она подкралась немного поближе к дому и, спрятавшись за кустом, приготовилась слушать и смотреть.

Лакей Карась начал с того, что вытащил из-под мышки огромный конверт (чуть ли не больше его самого) и с важным видом вручил его Головастику.

– Герцогине, – величественно произнес он. – От Королевы. Приглашение на вечерний крокет.

Швейцар-Головастик с тем же величественным видом повторил все слово в слово, только немного не в том порядке:

– От Королевы. Герцогине. Приглашение на вечерний крокет.

Затем оба поклонились друг другу так низко, что их букли чуть не перепутались. Алисе почему-то стало до того смешно, что пришлось ей опять убежать подальше в лес, чтобы они не услышали, как она хохочет.

А когда она, вволю насмеявшись, вернулась на прежнее место и отважилась снова выглянуть из-за куста. Карася уже не было, а Швейцар сидел на земле у входа в дом и бессмысленно таращился на небо. Алиса робко подошла к двери и постучалась.

– Стучать нет никакого смысла, барышня, – сказал Швейцар. – По двум существенным причинам. Первое: я за дверью и вы за дверью, и вдобавок мы оба снаружи. Второе: они там так шумят, что никто вашего стука не слышит. Не так ли?

Действительно, из дому доносился невероятный шум: кто-то без остановки ревел, кто-то (тоже без остановки) чихал и – мало того – то и дело раздавался страшный треск и звон, словно там изо всех сил били посуду.

– Извините, а как же мне тогда попасть в дом? – спросила Алиса.

– Кое-какой смысл стучать мог бы еще быть, – продолжал Швейцар-Головастик, не обращая ни малейшего внимания на вопрос Алисы, – если бы эта дверь нас разделяла. Пример. Вы, барышня, находитесь в доме. Я нахожусь здесь. Вы стучите. Я отворяю вам дверь. Вы выходите. И вот вы тоже снаружи. Не так ли?

Все это время он не отрываясь глядел в небо, и Алиса решила, что он ужасный невежа.

«Хотя, может быть, он не виноват, – тут же подумала она, – просто у него глаза так устроены: сидят, честное слово, на самой макушке! Да, но хоть на вопросы-то он мог бы отвечать!»