— Старший следователь Хоксмур, а это — мой помощник, сержант Пейн. Начальник отдела с вами уже связался по поводу моего участия?
— Да, сэр, связался.
Хоксмур, довольный, что ничего не надо объяснять, обернулся посмотреть на заднюю стену церкви и подумал: интересно, сколько времени ее возводили. Из-за ограды парка на происходящее смотрела группа детей, лица их были бледны на фоне темного железа.
— Какой-то чокнутый его нашел прошлой ночью, — говорил инспектор; не дождавшись от Хоксмура ответа, он добавил: — Может, какой-то чокнутый и убил.
— Время?
— Около четырех утра, сэр.
— Опознание было?
— Отец…
Не договорив, инспектор бросил взгляд на две фигуры: мужчину, сидевшего на скамье под дубом, и женщину-констебля, стоявшую и смотревшую на него сверху вниз, положив руку ему на плечо. Где-то вдали послышалась сирена. Хоксмур вынул из верхнего кармана очки рассмотреть этого человека повнимательнее. Лица, искаженные шоком, были ему знакомы, и это не отличалось от прочих; но тут отец поднял глаза и поймал его взгляд. Хоксмур, задержав дыхание, дождался, пока человек опустит глаза, а потом резко повернулся к инспектору.
— Где тело?
— Тело? Тело увезли, сэр.
Хоксмур внимательно рассматривал его форму.
— Вам, инспектор, никогда не говорили, что тело ни в коем случае нельзя трогать до прибытия следователя?
— Но отец же пришел, сэр…
— Тело ни в коем случае не трогать! — Помедлив, он добавил: — Куда увезли?
— На вскрытие увезли. К патологоанатому.
Значит, атмосферу убийства успели разрушить. Он подошел к отцу; тот начал было подниматься со скамьи, но Хоксмур жестом остановил его.
— Нет-нет, — сказал он. — Не двигайтесь. Сидите, где сидели.
Отец улыбнулся, словно извиняясь; лицо его было до того красным от горя, что казалось кровоточащим, бесформенным. Хоксмур представил себе, как отрывает слои кожи и плоти, пока не останутся лишь зияющие дыры рта и глаз.
— Такой добрый мальчик был, — говорил ему отец. — Всегда был такой добрый. — Хоксмур склонил голову. — Меня попросили что-нибудь из его вещей принести, — продолжал отец. — Это для собак? Из его одежды я ничего не мог взять — не мог, и все тут, понимаете, — зато принес вот что. — И он протянул перед собой детскую книжку. Хоксмуру хотелось прикоснуться к ее яркой обложке, но отец уже листал ее, вздыхая. — Он эту книжку все время читал, перечитывал. Столько раз.
Хоксмур наблюдал за тем, как рука переворачивает страницы, и тут случайно заметил гравюру: старик с посохом, а рядом с ним пиликает на скрипке ребенок. Еще не оторвавшись от нее, он вспомнил иллюстрации из своих собственных книжек: картинка, изображающая кладбище, где заяц читает надпись на одном из надгробий, другая, с кошкой, сидящей подле груды камней. Стихи под ними, казалось, шли без конца, строчка за строчкой, но слов он вспомнить не мог. Взяв книгу из рук отца и отдав ее женщине-констеблю, он мягко спросил его:
— Когда вы в последний раз видели сына?
— В смысле, сколько времени было?
— Да, время не помните?
И человек нахмурился от усилия, словно факт этой смерти не оставлял места для существования чего-либо еще. Как будто он всю жизнь сидел тут, в тени церкви Св. Георгия-на-Востоке.
— Наверно, около шести вечера. Да, точно — еще часы били.
— Не говорил ли он…
— Дэн. Дэном его звали.
— Не говорил ли Дэн, куда он собирается?
— Сказал, что гулять идет. Открыл дверь и вышел, и все. В последний раз.
Хоксмур поднялся и сказал:
— Мы делаем все возможное. Будем держать вас в курсе.
А отец встал рядом с ним, чтобы пожать ему руку, жестом едва ли не официальным. Уолтер, наблюдавший за всем этим, стоя посередине парка, пытался избавиться от комка в горле, когда Хоксмур подошел к нему со словами:
— Ну что, поехали, посмотрим.
К их приезду тело ребенка уже лежало, готовое к осмотру, в прозекторской. К левой лодыжке и обоим запястьям были привязаны бирки; голова была помещена в деревянный блок, шея покоилась в выемке. Патологоанатом, только что закончивший мыть руки, взглянул на мужчин с улыбкой; Хоксмур тоже заставил себя улыбнуться, однако на обнаженное тело, лежавшее в каких-нибудь двух футах, никто из них не взглянул.
— Вы времени не теряете, — сказал патологоанатом, вытаскивая из кармана диктофон.
— Время не ждет.
Не расслышав этого, патологоанатом склонился над телом и тихонько заговорил в диктофон:
— Осмотр внешней поверхности тела. Лицо налито кровью, посинело, глаза выпучены, веки и конъюнктивы покрыты мельчайшими точечными кровоизлияниями, что свидетельствует об асфиксии. Язык просунут между зубами. Небольшое количество крови просочилось из лопнувших сосудов в ушах, из носа — нет. Имеются свидетельства опорожнения мочевого пузыря и заднего прохода. Свидетельств сексуального насилия не имеется. Ищу вмятины от кончиков пальцев или ногтей по обе стороны шеи, приблизительно на уровне гортани… — После внезапной паузы он продолжал: — Ничего нет. Несколько царапин на шее — возможно, нанесены жертвой при попытке оторвать руки нападавшего. По ранениям можно заключить, что он был задушен, лежа на земле, убийца либо стоял на коленях, либо сидел на нем сверху. Тут сильная синюшность. Мелкие кровоподтеки под кожей головы и вдоль позвоночника указывают на то, что во время удушения давили на спину. Отпечатков лигатуры нет, следов укусов тоже. Небольшие отметины от зубов на внутренней стороне губ.
Пока он говорил, Хоксмур смотрел, не отрываясь, на ноги трупа, пытаясь представить себе их бегущими, но тут патологоанатом отключил свой диктофон, и Хоксмур отвлекся.
Подошедший ассистент-прозектор отрезал обе руки мальчика у запястья и отнес их к отдельному столу для исследования. Вслед за тем патологоанатом сделал одиночный надрез от горла до лобковой области, чуть скривив линию, чтобы обойти пупок; потом он обнажил ребра. Следующим шагом было вынуть язык, аорту, пищевод, сердце и легкие — их поместили на стол для препарирования рядом с выпотрошенным трупом. Содержимое желудка было положено в стеклянную банку. Патологоанатом снова включил диктофон; Хоксмур подавил зевок.
— Позади гортани имеется кровоизлияние, перелом подъязычной кости, из чего можно заключить, что убийца обладал значительной силой. — На этой последней фразе он слегка повысил голос и взглянул на Хоксмура. — Так что можно сказать с определенностью: асфиксия в результате удушения.
Руки патологоанатома, которые он держал над телом, были красны, с них капало; он собрался было почесать голову, но остановился на полдороге. Его ассистент в это время тщательно исследовал ногти на каждом пальце отсеченных рук. Хоксмур, наблюдая за всем этим, почувствовал, как его левый глаз быстро задергался, и отвернулся, чтобы никто не увидел.