В прошлую неделю я хлопнул по плечу одного парня, и мы стали на очередь драться. У этого парня, должно быть, выдалась плохая неделька, — он заломил мне руки за спину в полном захвате и вмазывал лицом в бетонный пол, пока мои зубы не прорвали щеку насквозь, пока мой глаз не заплыл и не начал кровоточить, — и когда я, крикнув «стоп», посмотрел вниз на бетон — там был кровавый отпечаток половины моего лица.
Тайлер стоял рядом, и мы оба смотрели на маленькое окровавленное «О» моего рта и на маленький разрез моего глаза, смотревший на нас с пола, — и Тайлер сказал «Круто».
Я жму руку парню, говорю — «Классный бой».
А этот парень спрашивает:
— Повторим через неделю?
Пытаюсь улыбнуться опухшим лицом, отвечаю: «Глянь на меня, дружище. Может, лучше через месяц?».
Нигде не ощущаешь себя настолько живым, насколько ощущаешь это в бойцовском клубе. Когда стоишь с другим парнем в круге света, среди зрителей. В бойцовском клубе победа или поражение не играют никакой роли. Это не описать словами. Мышцы новичка, первый раз пришедшего в клуб, казалось, были сделаны из рыхлого теста. Через полгода они уже казались высеченными из дерева. Такой парень уверен, что может справиться с чем угодно. В бойцовском клубе стоит бормотание и шум, как в тренажерном зале, но в бойцовском клубе внешность ничего не значит. Здесь, как в церкви, с языков слетают истерические выкрики, и когда просыпаешься воскресным утром — чувствуешь себя спасенным.
После того последнего боя, парень, с которым я дрался, мыл пол, — а я звонил в свою страховую компанию, вызывал скорую. В больнице Тайлер сказал, что я упал с лестницы.
Иногда Тайлер говорит за меня.
Упал сам по себе.
Снаружи восходит солнце.
О бойцовском клубе не упоминают, потому что, кроме пяти часов, — с двух до семи воскресного утра, — бойцовский клуб не существует.
До того, как мы с Тайлером изобрели бойцовский клуб, — никто из нас ни разу в жизни не дрался. Когда ни разу не дрался — тебе все это интересно. Хочется узнать больше о боли, о своих возможностях против другого человека. Я был первым, кого Тайлер решился попросить, и мы оба сидели в баре, и никто не обращал на нас внимания, и Тайлер сказал:
— Окажи мне услугу. Ударь меня изо всех сил.
Я не хотел, но Тайлер мне все объяснил, — насчет того, что не хочет умереть без единого шрама, что надоело только смотреть на профессиональные бои, и что не знаешь себя, если никогда не дрался.
И насчет саморазрушения.
На то время жизнь казалась мне слишком безукоризненной, — и, возможно, стоило все разрушить и создать из себя что-то получше.
Я посмотрел по сторонам и сказал — ладно. «Ладно», — сказал я, — «Только снаружи, на стоянке».
Мы вышли наружу, и я спросил Тайлера, — «Куда бить — в живот или по морде?» Тайлер ответил:
— Удиви меня.
Я сказал: «Это психоз, я никогда никого не бил».
Тайлер ответил:
— Так давай, психуй!
Я сказал: «Закрой глаза».
Тайлер ответил:
— Нет.
Подобно любому парню-новичку в бойцовском клубе, я глубоко вздохнул и ударил боковым с очень широким замахом, целясь Тайлеру в челюсть, как во всех ковбойских фильмах, которых мы насмотрелись, — и мой кулак встретился с шеей Тайлера.
«Черт», — сказал я, — «Не считается. Я еще попробую».
Тайлер ответил:
— Нет, все нормально, — и ударил меня прямым толчком, бах, будто боксерская перчатка на пружине из мультиков по утрам в субботу, — прямо в солнечное сплетение, и я отлетел к машине. Мы оба стояли: Тайлер — потирая рукой шею, а я — прижимая ладонь к груди. Мы оба знали, что попали во что-то, в чем никогда не участвовали, и, как кот и мышь из мультика, мы все еще живы, — и нам было интересно, сколько еще мы сможем из всего этого выжать, оставшись живыми.
Тайлер сказал:
— Здорово.
Я попросил: «Дай мне еще».
Тайлер сказал:
— Нет уж, лучше ты мне.
Ну, я его и ударил, с широким девичьим замахом, прямо под ухо, а Тайлер оттолкнул меня, ударив подошвой в живот. Что происходило после этого и позже — не описать словами, но бар закрылся, из него вышли люди, окружили нас на стоянке, и подбадривали криками.
В конце концов я почувствовал, что вместо Тайлера я готов приложиться кулаком к чему угодно в этом мире, что подвело — к своей прачечной, вернувшей белье с поломанными на воротнике пуговицами, и к своему банку, говорящему, что у меня на сотни долларов перерасход. К своей работе, где мой босс залазит в мой компьютер и играется с командами операционной системы. И к Марле Сингер, которая украла у меня группы психологической поддержки.
Бой заканчивался, и проблемы оставались нерешенными, — но ни одна из них уже не имела значения.
Первый вечер, когда мы дрались, был вечером воскресенья, а Тайлер все выходные не брился, так что следы моих костяшек горели красным сквозь его щетину. Мы развалились на асфальте стоянки, любуясь светом какой-то единственной звезды, пробивавшимся сквозь городское освещение, и я спросил Тайлера, — с кем бы он подрался.
Тайлер сказал — «Со своим отцом».
Возможно, отец не нужен нам, чтобы достичь совершенства. К тому, с кем дерешься в клубе, не питаешь ничего личного. Вы оба деретесь ради драки. Не позволяется говорить о бойцовском клубе, но мы говорили, — и через пару недель ребята стали встречаться на стоянке после закрытия бара, а когда наступили холода — другой бар предоставил нам подвал, где мы по сей день собираемся.
Когда начинается встреча бойцовского клуба, Тайлер оглашает правила, о которых мы с ним условились.
— Многие из вас, — провозглашает Тайлер в кругу света посреди подвала. — Находятся здесь потому, что кто-то нарушил правила. Кто-то рассказал вам о бойцовском клубе.
Тайлер говорит:
— Так вот — лучше кончайте болтать или открывайте другой бойцовский клуб, потому что в следующие выходные вы будете при входе вносить свое имя в список, и будут допущены только первые пятьдесят отметившихся. Если ты вписал свое имя — ты автоматически закрепляешь за собой право драться — если хочешь драться. А если не хочешь — так есть полно парней, которые хотят. Пусть один из них придет вместо тебя, а ты — посиди лучше дома.
— Тот, кто сегодня вечером в клубе впервые, — выкрикивает Тайлер. — Примет бой!
Многие ребята приходят в бойцовский клуб, поскольку они почему-то боятся драки. После нескольких боев уже боишься гораздо меньше.