Анастасия повисла на кузене, пыталась успокоить его, усадить на диван, а он метался, разбрасывал все, что попадало под руки, кричал:
— Оставьте же, наконец, меня!.. Что вам всем нужно! Позвольте самому разобраться во всем!
Мать обхватила лицо ладонями, отчаянно позвала:
— Антон!.. Антон Михайлович!.. Скорее сюда!.. С Андрюшенькой беда!.. Антон!
Из глубины комнат к ним спешил отец Андрея.
Квартира Ильи Глазкова была действительно в весьма запущенном состоянии — во всех комнатах не убрано, на кухне гора немытой посуды, шторы на некоторых окнах оборваны.
Табба и бывший прапорщик сидели в столовой за столом. Перед ними стояли две винные бутылки — одна уже пустая, вторая ополовиненная.
— Знаете, госпожа Бессмертная, — вел разговор подвыпивший Илья, время от времени пытаясь коснуться руки собеседницы. — Вы уже несколько дней находитесь в моей квартире, а я все еще не могу привыкнуть, что вижу вас воочию и даже могу прикоснуться к вашей тончайшей руке.
— Не надо касаться, — вяло попросила не менее пьяная артистка и отодвинула его руку. — Я и без того прекрасно вас слышу.
— Вы для меня были и остаетесь самым загадочным созданием в мире. Клянусь… Вот даже сейчас — беседую, наблюдаю, и ничего не понять. Как живете, чем живете, почему живете — не понимаю.
— Думаете, я понимаю? — усмехнулась Табба.
— Не уверен. Знаете почему?.. Потому что вы по какой-то причине находитесь здесь. В этой, с позволения сказать, квартире. В этом хлеву. Вы — великая и прекрасная. Что вас вынудило? Что привело сюда? Не понимаю.
— Вам и не надо понимать.
— Почему?.. По-вашему, я настолько ничтожен, что не имею права задумываться?
— Скорее я ничтожна, — Табба налила себе вина, выпила. — Ничтожна и смешна.
— Нет, нет! — Илья вновь дотронулся до руки бывшей примы. — Нет!.. Зачем вы так себя унижаете? Что произошло с вашей душой? Кто вас так унизил? Скажите, и я не пощажу своей жизни. Располагайте мной в любой момент, если я понадоблюсь! Если моя жизнь понадобится — располагайте ею!
— Скоро понадобится, — кивнула актриса. — Даже весьма скоро.
— Хоть сейчас!
— Сейчас не надо. Сейчас сидите и пейте. А завтра мы поговорим отдельно. — Девушка внимательно, с прищуром посмотрела на Глазкова. — Вы ведь отчаянный человек?
— Шел ради вас на сожжение!
— А если еще раз?
От услышанного Илья слегка напрягся.
— На смерть?
— Да, на смерть… Испугались?
— Нет, напротив… Скорее даже обрадовался. Так как смысла в жизни больше не вижу, — молодой человек перегнулся к девушке через стол. — А вы также готовы умереть?
— Теоретически… Практически — не знаю.
— Но решимся на это мы вместе?
— Решимся вместе, а чем завершится, не знаю. Как судьба выпадет.
Глазков откинулся на спинку стула, шумно выдохнул:
— Я готов. Уже готов… Не поверите, но я всегда чувствовал, что наши судьбы сойдутся. Сойдутся на земле, завершатся на небесах!
Он налил Таббе и себе вина, встал, залпом, по-гусарски, выпил.
— Это самый счастливый вечер в моей жизни!
Бывшая прима с трудом поднялась, спросила:
— Я не заметила, телефон в квартире есть?
— Желаете, чтобы я помог?
— Сама.
— Сюда, пожалуйста.
Телефонный аппарат висел на стене в прихожей. Бессмертная сняла трубку, дождалась ответа телефонистки.
— Барышня, соедините, пожалуйста…
Продиктовала номер. Шли гудки. На том конце трубку не снимали. Наконец в микрофоне щелкнуло, осторожный голос Катеньки произнес:
— Вас слушают.
— Это я, — произнесла Табба. — Мной никто не интересовался?
— Нет, госпожа.
— Граф не приезжал?
— Его тоже не было. Никого не было. А вы где, госпожа?
— У знакомого.
— Мне вас здесь ждать?
— Да, жди. Если что-то важное, позвонишь, — актриса оглянулась к прапорщику. — Ваш номер?
Тот быстро назвал.
— Запиши.
— Записала.
— И еще вот что… Своему Антону пока обо мне ничего не говори. Если мне понадобишься, за тобой приедет человек, которого ты видела возле дома… Хромой, помнишь?.. Бывший прапорщик.
— Помню, госпожа.
— Все. — Табба повесила трубку.
На следующий день в закрытой пролетке Табба в сопровождении Глазкова подкатила к воротам особняка князя Андрея, бросила прапорщику:
— Ждите.
Одета она была в длинное темно-зеленое платье с пелериной под горло: прическа уложена так, что целиком скрывала шрам возле глаза.
Бывшая прима подошла к воротам, велела привратнику:
— Скажи князю Андрею, госпожа Бессмертная приехала.
— Их дома нет, — ответил тот. — И вообще все баре уехавши.
— Куда?
— На Витебский вокзал. Как раз провожать князя Андрея.
— Давно?
— Не меньше часа, думаю.
Табба едва ли не бегом вернулась к пролетке, бросила извозчику:
— На Витебский!.. Быстрее!
…К вокзалу подъехали на взмыленных лошадях. Глазков, как прежде, остался в пролетке. Табба бросилась ко входу.
Поезд от перрона еще не отошел, паровоз пускал густой пар, вдоль вагонов расположились провожающие и отъезжающие.
Актриса двинулась вдоль состава, лихорадочно высматривая семейство Ямских. И тут увидела их. Провожающих было двое: мать князя и его отец. Рядом с Андреем стояла княжна, в шляпке, одетая по-дорожному.
Лица всех были печальными, потерянными. Андрей держал руки матери, целовал их, что-то говорил.
Табба решительно направилась к ним.
Первой ее заметила княжна Анастасия. Напряглась, двинулась навстречу.
— Вас не звали. Зачем вы приехали?
— Сама… Попрощаться с князем.
— Вы здесь чужая.
— Я везде чужая.
— Здесь филеры.
— Плевать.
Родители смотрели на Таббу удивленно, настороженно.
Андрей оставил мать, сделал пару шагов к нежданной гостье.
— Это крайне неожиданно, мадемуазель.
— Для вас. Для меня естественно, — она нежно посмотрела на него. — Я не могла не увидеть вас.