— У него сегодня тоже дурное состояние.
— А мне плевать!.. Сегодня я ушла от мужа, и мне необходимо с кем-то побеседовать. Иначе подохну!
— Потом… Чуть погодя, сударыня. Мы к вам скоро подсядем.
— А вы, мой косенький ишачок, тоже обещаете?
Антошкина попыталась погладить Китайца по голове, но он с такой силой оттолкнул ее, что дама свалилась со стула и грохнулась на пол, пролив вино.
— Бьют! — заорала. — Убивают!.. Половой, зови городового!
Тот бросился ее поднимать, но она продолжала кричать:
— Городового зови, сказала!.. Покалечили!.. Избили!
Жак быстро бросил на стол рублевую купюру и вместе с Китайцем заторопился к выходу.
— Держи их! — вопила Антошкина, поднимаясь и настигая мужчин. — Где полиция!.. В участок паразитов! Половой!
Обслуга кабака, привлеченная скандалом, столпилась на входе в поварскую, половой метнулся звать городового. Варвара тем временем догнала Китайца, вцепилась в пиджак.
— Что ж, изувер, натворил?.. За что изуродовал невинную и несчастную?.. В острог тебя, в острог!
Жак отшвырнул девицу, подтолкнул товарища к входной двери, и они вывалились на улицу.
Антошкина не отставала. Увидела городового и двух полицейских, метнулась к ним.
— Полиция!.. Городовой!.. Держите их! Особенно косоглазого! Ишака чертова!.. Избил женщину, покалечил!
Городовой умудрился перехватить убегающего Китайца, прижал к стене:
— Стоять!.. Не двигаться! Немедля в участок! — и принялся дуть в свисток.
Жак метнулся прочь, полицейские бросились было за ним, однако он нырнул в ближайшую подворотню, запетлял во дворах, затерялся, слыша за спиной свистки полицейских.
Мирон Яковлевич в раздумье ходил по следственной комнате. На сидящего на табуретке Китайца не смотрел, собирался с мыслями.
— Значит, еще раз… Фамилия, имя и по батюшке.
— Петров Иван Михайлович, — ответил Китаец, трогая ссадину на лице.
— Все, значит, русское, а мордоварня не русская. Так получается?
— Я крещен, ваше благородие, — ответил Китаец. — Можете проверить по церковным книгам.
— Проверим. Непременно проверим. — Миронов остановился напротив допрашиваемого. — За что набросились на девицу?
— Не набросился. Толкнул… Потому как приставала.
— К вам?
— И ко мне, и к приятелю.
— Приятель где?
— Не знаю. Сбежал, видать.
— Сбежал?
— Сбежал. Испугался. Полиция засвистела, вот и дристанул.
Мирон Яковлевич опустился на стул напротив.
— Будем, Иван Михайлович, по-честному?.. Или маленько поиграем в говорильню?
— А я только по-честному, ваше благородие.
Тот протянул руку назад к столу, взял папку с бумагами, полистал ее, достал карандашный рисунок с физиономией Китайца, протянул задержанному.
— Вы?
Тот посмотрел на портрет, покрутил головой.
— Похож, но не я. Мы, китайцы, все на одно лицо.
— Что верно, то верно, — согласился сыщик. — Вы для нас на одно лицо, мы для вас. — Достал портрет Таббы и Беловольского. — Из этих лиц кого-нибудь знаете?
— Нет… Никого, — покрутил Китаец головой, заметно сглотнув сухость в глотке.
— Определенно не знаете?
— Как перед матерью клянусь. А они кто? — кивнул допрашиваемый на рисунки.
— Кто?.. Бандиты. Налетчики! Банки потрошат.
— И госпожа тоже?
— И госпожа тоже. Знаете ее?
— Ответил же, нет. Первый раз вижу.
Миронов положил папку снова на стол и, подперев подбородок кулаками, уставился на допрашиваемого.
— Иван Михайлович… Господин, который попадает сюда по подозрению, крайне редко выходит на свободу невиновным. Мы просто так, случайно, никого не задерживаем. Девица, которую вы обидели, агент. Наш агент. Она спровоцировала, вы поддались. И теперь беседа у нас с вами будет длинной и трудной.
— Она была выпивши и подсела случайно.
— Значит, хорошо справилась с заданием. Ей выпишут за это хорошее жалованье, а с вами придется работать.
Китаец снова сглотнул сухость в горле, вдруг севшим голосом произнес:
— Мне нужен адвокат.
— Разумеется. Вы назовете нам имя подельника, который сбежал, и он приведет вам адвоката.
— Я не знаю, где его искать.
— Скажите имя и фамилию, мы найдем.
— Не помню. Не знаю.
Миронов улыбнулся.
— Из собственного опыта скажу, Иван Михайлович. Когда задержанный на все вопросы отвечает «не знаю, не помню», значит, его надо чуть ли не сразу отправлять в острог. Это проверено и подтверждено. — Глубоко и едва ли не печально выдохнул, повторил вопрос: — Так кто сия дама под вуалью?
— Не знаю, клянусь.
— Вы в банде недавно?
— Почти год уже… Но даму мне не представили. Называла себя Виолеттой Мишиц.
— Возраст?
— Молодая.
— Что у нее с лицом?
— Не знаю, повязка.
— Под повязкой?
— Мне неизвестно. Вроде как глаз перевязан.
Миронов взял портрет Беловольского.
— Это кто?
— Подельник.
— Один из главных?
— Мадемуазель, похоже, главнее.
— Имя, фамилия?
Лицо Китайца вспотело.
— Тоже не знаю.
— Как же так? — ухмыльнулся Мирон Яковлевич. — В банде действуешь, а подельников не знаешь.
— У них конспирация. Особая. Тасуют как карты.
Чтоб не успели перезнакомиться. Никогда на дело одной и той же командой не посылают. Мы даже адресов друг дружки не знаем. Перед делом вот этот господин… — он потянулся к папке, нашел портрет Беловольского, — он объезжает всех и назначает место и время встречи.
— Оружие где берете?
— Оружие тоже он выдает. Перед самим налетом.
Потом забирает. Там у них все четко.
— Организация как называется?
— Политические. Кажись, эсеры… Они главным образом по бомбистам и налетам.
Миронов удовлетворенно крякнул, потер сухие ладони.
— И все же, Иван Михайлович… Давайте без крутежки… Сбежавший господин… вы ведь с ним сидели в кабаке, беседовали, даже выпивали. И не знаете даже имени?