Прислуга неожиданно насторожилась, поднесла палец к губам.
— Кажется, госпожа.
— Пойди глянь.
Пока Катенька ходила глянуть, что происходит в доме, Табба торопливо подошла к серванту, спрятала бриллиант, вернулась на место.
Катенька, вернувшись, доложила:
— Княжна провожает князя Андрея. Как бы к нам не заглянула.
— Закройся на ключ и не открывай.
Девушка выполнила приказание, принялась убирать со стола посуду.
— Я его убью, — неожиданно произнесла Табба.
— Кого?
— Князя Андрея.
— За что?
— За то, что я для него пустое место.
— Что вы, госпожа? Он вас очень даже уважает.
— Уважать — это значит не замечать. А любить — это думать, каждую секунду сходить с ума! И я, Катенька, схожу. Каждый день, каждый час, каждую секунду.
В дверь вдруг раздался несильный стук, обе замолчали. Табба подала знак девушке, та довольно громко спросила:
— Кто здесь?
— Анастасия, — послышался из-за двери голос. — Мадемуазель уже спит?
— Да, уже более часа.
— А мне показалось, что кто-то в комнате разговаривает. И довольно громко.
— Нет, нет… Это я читала молитву.
— Ладно, тогда завтра.
— Что-то срочное?
— До завтра терпит.
Раздался звук удаляющихся шагов, актриса с кривой ухмылкой произнесла:
— Наверняка желала отчитать, чтоб не орали. — Она зацепилась за воротничок прислуги, зашептала: — Нас здесь все ненавидят! Надо сматываться! Куда угодно, только не здесь! И чем быстрее, тем лучше. Устала, надоело, боюсь…
На Петропавловской крепости пробило полночь.
Табба привела себя в надлежащий вид только к одиннадцати дня, и когда вышла из спальни, увидела, что ей навстречу направляется княжна.
Анастасия бросила взгляд на слегка припухшее лицо актрисы, поинтересовалась:
— Неважно себя чувствуете?
— Заметно?
— Слегка.
— Наверное, мигрень.
— Вы в состоянии уделить мне полчаса? Мне важно с вами посоветоваться.
— Разумеется. Распоряжусь только, чтоб Филипп принес мне чашку кофию.
— Я сама. — Княжна ударила в ладоши, крикнула: — Филипп!
Дворецкий возник немедленно, будто специально стоял за дверью.
— Слушаюсь, госпожа.
— Кофий мадемуазель!
Филипп удалился, девушки уселись на диван в каминной комнате. Анастасия с сочувственной улыбкой поинтересовалась:
— Может, велеть принести порошок?
— Само пройдет, — слабо усмехнулась Табба, положила руку на колено княжны. — Простите, что доставляю вам столько хлопот.
— Это пустое. — Та помолчала, решая, с чего начать. — Вы часто вспоминаете мать и сестру?
— Странный вопрос, княжна.
— Ничего странного. Мне важен ваш искренний ответ.
Дворецкий принес поднос с кофейным набором, откланялся и бесшумно удалился. Табба налила чашку, сделала пару глотков.
— С ними что-то случилось?
— Нет, разговор не об этом. Вы ведь любите их?
— Я все же не понимаю смысла ваших вопросов.
— Сейчас поймете… Неужели вам не хотелось бы их увидеть?
— Хотелось бы. А временами очень… Особенно когда тоска.
— А вы бы могли отправиться на Сахалин?
— Шутите?
— Вполне серьезно, сударыня.
— Странно… И вы ждете откровенного ответа?
— Да.
Актриса подумала, пожала плечами.
— Думаю, вряд ли. Во-первых, не вижу целесообразия. А во-вторых, полгода на пароходе… Нет, это выше моих сил.
Анастасия с торжественным злорадством посмотрела на нее.
— А вот князь Андрей видит целесообразие.
Табба на миг даже притихла.
— Простите, не поняла.
— Он намерен отправиться на Сахалин, чтобы встретиться с Михелиной.
— Он в своем уме?
— Сомневаюсь.
Бывшая прима на какое-то время замолчала, даже забыв про мигрень и кофе, наконец не без удивления произнесла:
— Вы хотите, чтобы я поговорила с ним?
— Это бесполезно. По этому вопросу его принимал даже великий князь. Но он стоит на своем. — Анастасия налила себе кофе, сделала совсем крохотный глоток. — Я бы просила вас отправиться в Одессу.
— Меня в Одессу? Зачем?
— Вместе с Андреем.
— Теперь я вообще ничего не понимаю.
— Сейчас поймете. — Княжна подсела поближе. — Пароход на Сахалин отправляется из Одессы. Неплохо было бы договориться с капитаном, дать ему достаточно денег, и Михелина обратным рейсом могла бы вернуться сюда.
— Но почему этим должна заниматься я?
— Андрей не совсем здоров. Он совершенно не приспособлен к жизни. И было бы неплохо, если бы вы помогли ему. Если вы этого не сделаете, мы можем просто потерять его.
— Но вы ведь знаете о моем отношении к князю? — усмехнулась Табба.
— Знаю. И считаю, что это тоже в пользу. В процессе поездки вы узнаете друг друга ближе, и в итоге либо что-то случится между вами, либо вы расстанетесь навсегда. Возможно, даже как друзья.
Табба поднялась, с натянутой светской улыбкой заявила:
— Я не сказала — да. У меня есть своя жизнь, свои дела, свои проблемы, которые предстоит решить. Простите… — и с подчеркнутым достоинством вышла из каминной комнаты.
В загородном конспиративном доме совещались трое: Ефим Губский, Беловольский и барон Александр Красинский. В комнате было довольно накурено, отчего Губский кашлял еще чаще, но никому курить не запрещал, потому как сам не мог отказаться от этой дурной привычки.
— Девица презанятна, — восторженно докладывал Красинский. — Артистична, умна, легка, подвижна — просто божий для нас подарок.
— Неужели никто из былых ее воздыхателей не признал ее? — усомнился Беловольский.
— Абсолютно! Более того, директор театра настоятельно пытался уговорить мадемуазель выйти на сцену! Он просто влюбился в нее!
— Вот и отлично. — Губский, глуша платком кашель, поднялся из-за стола, прошелся по скрипучим половицам. — Если она так талантлива, смела, решительна, будем ее готовить к покушению на генерал-губернатора.
— Вопрос о покушении решен? — вскинул брови Беловольский.