— В такое время живем, ваше высокородие, — развел руками директор. — Что ни день, то сюрпризы. — И тут же суетливо поинтересовался: — Чего желаете?.. Чай, кофий, чего-нибудь с градусом?
— Желаю сюрпризов, — засмеялся Ибрагим Казбекович.
— Видна горячая кровь, — заметил с усмешкой Гришин.
— Виноваты родители. Итак, сюрпризы?
Гаврила Емельянович едва ли не силой усадил его на стул, сам уселся напротив. Следователь остался стоять в своем излюбленном углу.
— У мужчин главные проблемы связаны с кем? — спросил Филимонов. — Правильно, с женщинами.
— У меня, как правило, с ними проблем не возникает.
— Значит, счастливый вы человек, князь… А вот у меня постоянно!
— Актрисы?
— Не только… Но это отродье — в первую очередь. Желаете поразмышлять?
— Простите, не желаю. Предпочитаю об этом размышлять в одиночестве.
— А если вместе?.. Вдруг и выйдем на что-нибудь весьма занимательное?
Икрамов пододвинул к себе пепельницу, достал пачку папирос, с едва скрываемым раздражением закурил.
— Может, достаточно, господа, нарезать крути? Начнем говорить напрямую?
Неожиданно подал голос Гришин:
— Я, Гаврила Емельянович, не привык к жонглированию. Мне ваша манера противна! По этой причине предоставляю право самостоятельно изложить вашу версию, сам же вынужден откланяться и заняться другими, более важными для меня делами. Пардон!
Он взял фуражку, откланялся и направился к двери.
— Остановитесь! — резко окликнул его Икрамов.
Тот замер, будто споткнулся, повернулся к князю.
— Слушаю, ваше высокородие.
— Вернитесь на место!
Гришин вернулся.
Вид князя был взбешенный.
— Вы, как мой подчиненный, обязаны немедленно изложить причину, по которой я был приглашен сюда. В противном случае сегодня же вы будете изгнаны со службы, без малейшего права занять когда-либо какую-либо должность в Департаменте полиции!
— Речь идет о мадемуазель Бессмертной, ваше высокородие.
— Конкретнее!
— Полчаса тому она была здесь.
— Еще конкретнее!
— Дама под вуалью, дама, визитировавшая в театр, дама-налетчица — одно и то же лицо. Это госпожа Бессмертная.
— Почему же вы ее не арестовали?
— Это высокой точности предположения. Однако прямых улик у нас пока еще нет.
— И вы для этого пригласили меня?.. Или вы желали устроить здесь мне очную ставку?!. Этого вы желали?
— Именно так, ваше высокородие. Нам представлялось важным, чтобы вы встретились с этой особой лицом к лицу.
— И после вы готовы были задержать ее?
— Не исключено. Если бы к этому было ваше распоряжение.
— А прямые улики? А доказательства? А санкция на арест? Или вы решили сделать из меня шута, чтобы затем шушукаться за спиной?
— Виноваты, ваше высокородие, — склонил голову Гришин. — Готов немедленно подать прошение об увольнении со службы.
— Желали помочь, вышло совсем напротив, — вздохнул Гаврила Емельянович.
— Асланбек! — позвал Икрамов.
Дверь открылась, и в кабинет вошел могучий и угрожающе спокойный ординарец князя.
— Слушаюсь, ваше высокородие, — произнес он с сильным кавказским акцентом.
— Видишь этих господ?
— Вижу, ваше высокородие.
— По двадцать ударов плетью!.. Каждому!
— Сейчас?
— В следующий раз.
Затем Икрамов бросил взгляд на каждого, укоризненно качнул головой.
— Стыдно, господа. За это вызывают на дуэль. Но я на первый раз прощаю. — Ткнул пальцем в Гришина. — От вас же прошения об отставке я не приму. Доведете дело до завершения и тогда хоть к чертям собачьим! — и с силой захлопнул дверь.
Филимонов подошел к следователю, прошипел со слюной на губах:
— Мразь! Пакость! Трус! Вы подставили меня, как мелкая дешевка! Я вам этого не прошу!.. Не прошу и не забуду! Никогда!
Тот отвел его руку в сторону, ответил спокойно и холодно:
— Запомните и вы, Гаврила Емельянович. Я однажды пережил подобный позор, когда пытался покончить с собой. Сегодня я пережил его второй раз. Третьего не вынесу! И если госпожа Бессмертная не пристрелит вас, то это сделаю я! Запомните это, повелитель вертепа! — Надел фуражку, оттолкнул директора и быстро покинул кабинет.
…Табба быстро вышла из пролетки и, не обратив никакого внимания на раскланявшегося Илью, заспешила к дому. В руках она по-прежнему держала парик, очки и шляпку.
Поднялась по широкой парадной лестнице, миновала гостиную и чайную комнаты, спешно вошла в свою спальню.
Катенька, увидев актрису в возбужденном состоянии, спросила:
— Что-то произошло, госпожа?
Та оглянулась, прикрыла дверь, негромко сообщила:
— Не позднее этой ночи мы покинем дом.
— Свят-свят, — перекрестилась та. — По какой причине?
— Это тебя меньше всего должно касаться. Начинай собирать вещи.
— Но у нас наберется на несколько чемоданов.
— Самое необходимое. Остальное со временем наживем.
— А куда съезжаем?
— Съемных квартир много. Позвоню по телефону, определюсь.
— Княжна знает?
— Не знает и не должна знать. Никто не должен знать!
— А как бежать?.. Заметят ведь. Привратник или дворецкий.
— Я знаю, как бежала моя мать из этого дома. Мы тоже воспользуемся тайной комнатой.
— Поняла, госпожа.
Прислуга стала бессмысленно копаться в платяном шкафу. Табба же бессильно опустилась на стул.
Глубокой ночью тихонько, чтоб не скрипел паркет, Табба и Катенька миновали гостиную, вышли в коридор, прошли через залу приемов.
В руках Катеньки был довольно вместительный чемодан, Табба несла саквояж поменьше.
Беглянки спустились по узкой деревянной лестнице, вошли в тайную комнату.
В темноте Табба нащупала выключатель, зажгла свет.
Дверь из комнаты в сад была заперта на длинный крюк. Актриса откинула его.
Собаки возле дворницкой при виде беглянок вначале испуганно всполошились. Катенька сунула им по кусочку колбаски, они успокоились.
За забором поджидала вызванная заранее пролетка, извозчик помог дамам погрузить вещи, ударил по лошадям, и Табба с Катенькой растворились в мареве петербургской ночи.