— Ах, у тебя был ключ? — воскликнул я. — А пяти центов у тебя не нашлось? Ты что, позвонить не могла?
— Прошу тебя, Долли. Мне и так тяжело, а ты делаешь еще больнее.
— А ты, значит, невинная овечка, да? — не унимался я. — Можно подумать, это не ты разнесла тут все вдребезги, прежде чем уйти. Не ты, что ли, испортила всю мою одежду до последнего носка? Не ты, что ли…
— Я знаю. Прости меня, пожалуйста, Долли. Но я все обдумала, и если ты только меня послушаешь…
— Ах послушать, да? Вот из-за того, что слушал бабенок вроде тебя, я и попал как кур в ощип. — Потом я пожал плечами и сказал: — Ладно, валяй. Я слушаю.
Я решил, что лучше ее выслушать. Кто знает, может, она все-таки видела эти деньги, да и в любом случае время для ссоры было неподходящее. Пару недель мне следовало сидеть тишком-молчком. Нервы у меня и так были на пределе, поэтому высовываться и нарываться на неприятности нельзя было никак.
Джойс смотрела на меня, не решаясь заговорить: возможно, внезапная перемена во мне показалась ей подозрительной.
Я сказал:
— Ну давай. Выкладывай. Садись, а я пока плесну нам выпить.
— Мне что-то не хочется пить. — Она покачала головой. — Кажется, ты изрядно прикладывался в последнее время, а, Долли? Я смотрю, тут кругом полно бутылок, и, похоже, ты ложился спать прямо в ботинках. И…
Я смотрел на нее. Ничего не говорил — только смотрел. Она тут же прекратила ныть и натянуто улыбнулась:
— Просто выслушай меня, ладно? Я вернулась меньше часа назад и уже… хорошо, милый, давай выпьем. Пожалуйста.
Я достал из буфета бутылку и пару бокалов. Когда я вернулся в гостиную, Джойс сидела на том же самом стуле, где прежде сидел Пит. И знаете, это вызвало у меня чертовски странное чувство.
Я наполнил бокалы и протянул ей один. У меня тряслись руки; я похлопал по кушетке рядом с собой:
— Что ты такая скованная? Почему не сядешь вот сюда?
— Э-э… Ты правда этого хочешь?
— Что за черт? Конечно хочу.
— Э-э… — Она села на кушетку как бы наискосок от меня. — Э-э… ну вот, я здесь.
— Да, — подтвердил я. — Вот ты и здесь.
— Я… наверное, это было бы слишком самонадеянно с моей стороны… Наверное, мне не следует спрашивать, рад ли ты меня видеть.
Я слегка нахмурился, — так сказать, напустил на себя задумчивый вид. Потом сделал глоток, зажег сигарету и протянул пачку Джойс.
— Знаешь, это немного странная ситуация, — ответил я, помолчав. — Жена перепортила почти все, что было у парня, а потом уехала на неделю — почти на неделю, — и парень решил, что у них все кончено. Он не знает, где, черт возьми, ее носит, что она поделывает. Тут она заявляется без предупреждения, и все, что ему известно…
— Я ездила в Канзас-Сити, Долли. Хотела вернуться в Хьюстон. Собиралась опять устроиться на работу…
— Где ты раздобыла деньги?
— У владельца клуба. Я позвонила ему тогда вечером, сразу, как ушла, он согласился оплатить звонок, а потом выслал мне две сотни.
— Ого!
— Нет, Долли. Пожалуйста, милый, не надо так. Ты знаешь, что я бы не стала, не смогла бы. Ты знаешь, что у меня никогда не было никого, кроме тебя.
— А я ничего и не сказал. Значит, ты пересаживалась в Канзас-Сити, да?
— Да, четыре часа между поездами. Но… — Она помолчала, глядя в бокал. — Не знаю, как лучше это выразить, дорогой. Может, мне надо было побыть какое-то время одной, посмотреть на все со стороны. Так я смогла увидеть картину целиком, Долли, и хорошее и плохое, и все показалось мне совсем иным, чем раньше. Я задумалась, почему все так вышло. Я не была уверена, что мне стоит возвращаться, но чувствовала, что надо хотя бы подумать об этом. И тогда… тогда я сделала вот что. Сняла номер в Канзас-Сити и стала думать. Пожалуй, впервые за несколько месяцев. Там было тихо и мирно, и не было ничего, что могло бы меня расстроить, когда…
— Ты имеешь в виду меня?
— Я больше виновата, чем ты, Долли. Наверное, я во всем виновата. Это я отвечаю за то, как себя вела.
— Что ж, — промолвил я, — ты пойми, я тебя не обвиняю, но раз уж ты сама об этом заговорила, то… — Я обернулся и посмотрел на нее, ощущая, как кровь приливает к моим щекам. — Черт подери, что ты несешь? За что ты там отвечаешь?
— Прошу тебя, милый. Я здесь, чтобы тебе помочь. Я люблю тебя, я твоя жена, а жена должна быть рядом с мужем.
Я налил себе еще порцию; горлышко бутылки стучало о бокал. Выпил залпом, что вроде бы помогло мне успокоиться, но только внешне. Внутри у меня все кипело.
— По-твоему, я псих, да? — спросил я. — Что ж, даже если и так, черт возьми, удивляться тут нечему. Я надрывался ради других почти с тех самых пор, когда начал ходить, а в ответ меня все время надирали. Точно какой-то заговор против меня, честное слово. Можно подумать, весь этот чертов мир сидит ночами и думает, как бы испортить мне жизнь. Каждый ублюдок, каждый сукин сын в этом мире объединились, чтобы…
Я осекся. Это была чистая правда, ей-богу, но, произнесенная вслух (особенно тогда), звучала как-то неважно.
— В общем, как ни крути, — подытожил я, — а тебе придется признать, что мне очень не везло в этой жизни.
— Конечно, дорогой. Как и многим другим.
— Черт подери, «многим другим»! Назови мне хоть одного человека, которого обманывали так же часто, как меня. На работе, дома и…
Я снова осекся.
Джойс придвинулась ко мне и накрыла мою руку своей:
— Ты же сам все понимаешь, правда, милый? А раз теперь ты понимаешь и я понимаю, мы можем остановиться, пока не… Можем что-то сделать.
Уж я-то знаю, что делать. Джойс небось думает, что пережила плохие времена, но она и не представляет, какие они бывают на самом деле. Она у меня вылетит отсюда раньше чем через неделю — задолго до того, как мы с Моной будем вместе.
— А можно… Не хочется тебя расстраивать, милый, но можно я кое о чем спрошу?
— Да? Что ж, валяй.
— Может быть, не стоит? Не сегодня. Уверена, что ты бы не… э-э…
— Давай. Выкладывай.
— Это… насчет денег. Я… Долли!
Я выпустил ее запястье, ухмыльнулся и легонько потрепал ее по руке. Конечно, глупо было перебивать ее, прежде чем она успеет сказать то, что хочет. Но я ничего не мог с собой поделать.
— Прости, — выдавил я. — Наверное, увидев тебя в этой ночнушке, я как будто потерял голову. Так что там насчет денег?
— Э-э… ничего. А что, тебе и вправду нравится рубашка, милый?
— Я без ума от нее. Так что там насчет денег?
Она замялась. Потом улыбнулась и тряхнула головой: