Как я тебе уже говорила, эта история всегда преследовала Хэрриса — тем более, что в их семье и до этого уже был случай психического заболевания (сумасшедшим был то ли внучатый дядя, то ли какой-то другой родственник).
Глупо, конечно, но я замечала, что Хэррис имеет склонность к ипохондрии.
В 1936 году он окончил школу. Мать хотела, чтобы он закончил еще и католическую школу, и поэтому Хэррис поступил в Нотр-Дам. Окончив ее в 41-м году, он стал студентом юридического факультета, где его застали события в Пирл-Харборе.
Мэриан остановила магнитофон и потянулась за сигаретой. Я дал ей прикурить от зажигалки.
— Вопросы есть? — спросила она.
— Один, — ответил я. — Касающийся его брата. Где он сейчас?
— В Ла-Джолла, у родителей…
Она нажала кнопку с надписью «Запись» и продолжила рассказ:
— Закончив семестр в институте, Хэррис пошел на флот и в то же лето был произведен в лейтенанты. Хотя его чуть было не забраковали из-за его уха.
Он получил должность на авианосце. — Мэриан оттолкнула пуф в сторону и села по-турецки на ковер, пристроив стенографический блокнот между колен.
Я наблюдал за ней, изучая ее гордое, тонкое лицо, которое можно было бы назвать надменным, если бы его не смягчали прелестные глаза.
Я подумал, что она — самая необыкновенная и самая обольстительная женщина из всех, каких я когда-либо встречал.
Мэриан приподнялась и вновь остановила магнитофон.
— Ты слушаешь? — строго спросила она.
— Конечно, — ответил я и повторил ее последние слова:
— Чэпмена перевели в Сиэтл для продолжения службы на берегу.
— Странно, — отозвалась она. — Ты так на меня смотрел…
— Просто потому, что ты необыкновенно красивая…
Мэриан вздохнула, прошла в спальню и вернулась с подушкой в руках, которую бросила рядом с кофейным столиком.
— Ложись спиной ко мне, закрой глаза и сосредоточься!
Я повиновался, а она продолжила свою лекцию, время от времени останавливаясь, чтобы что-то уточнить в своих заметках:
— Чэпмена произвели в лейтенанты. В начале весеннего семестра в 1946 году он вернулся на юридический факультет и еще до окончания его женился на девушке из Нового Орлеана, которую встретил на балу. Ее звали Грейс Траэн. Изящная, смуглая женщина хрупкого телосложения и очень хорошенькая — настоящее эфирное создание, очевидно, была девственницей.
Он почти никогда не говорил об этом, но, насколько я понимаю, их первая брачная ночь была ужасна, и позднее их отношения не стали лучше.
Видимо, над ней довлела какая-то психическая травма. Возможно, в детстве пришлось что-то пережить. Они пытались как-то приспособиться, но кроме ее отвращения к брачному ложу были и другие вещи, отягчающие их жизнь. Она, например, считала, что его родители должны оказывать им большую финансовую помощь. И не хотела уезжать из Нового Орлеана. Не прошло и года после окончания Хэррисом юридического института и его возвращения в Томастон, как они расстались. Она уехала к матери в Новый Орлеан. Здоровье ее ухудшилось. Помимо всего прочего, у нее обнаружилась анемия.
Мэриан вновь остановила ленту. Я посмотрел на часы и с удивлением обнаружил, что уже за десять.
— Успеваешь следить? — поинтересовалась она.
— Конечно! — ответил я и сел, прислонившись к стулу. Мы оба закурили. — А ты? Когда ты появишься на сцене?
— Очень скоро, — бросила она. — Но эту кассету я хочу заполнить исключительно Хэррисом.
Так тебе будет легче находить нужные сведения.
Она сделала еще несколько рекомендаций, опять запустила магнитофон и перешла к описанию города, маленького провинциального клуба и некоторых друзей Хэрриса.
Кассета приближалась к концу.
— ..У него быстрая, напористая походка, он плохо переносит ликер, хотя никогда в этом не сознается. Если выпьет лишнего — то есть более трех порций мартини, — то становится несговорчивым, начинает спорить. Музыки для него не существует, танцует плохо и редко. В последние два года, во время своих ежегодных выездов на рыбную ловлю, стал увлекаться девушками — главным образом совсем юными. Он не знает, что мне известно об этом, но сомневаюсь, чтобы Хэррис снизошел до лжи, если бы об этом зашла речь.
В конце концов, мы ведь не были женаты.
Может быть, благодаря своей профессии и практике в суде Чэпмен совершенно не боится конфликтов и скандалов, может спорить с кем угодно и где угодно. Официантов совершенно не уважает, и я пережила немало неприятных минут, когда он трижды отсылал назад какое-нибудь блюдо или отказывался дать на чай, если считал, что его плохо обслужили. Я не хочу сказать, что Хэррис груб или привередлив, но он требователен и, пожалуй, довольно толстокож.
Перед тем как оплатить счет, всегда его проверяет. Каждый год покупает новый «кадиллак».
Водитель Чэпмен никудышный, тем не менее сильно превышает скорость. Очень самоуверен с женщинами — в точности как ты. Тебе будет совсем нетрудно его сыграть. Когда позднее тебя будут описывать, то, если ты все это хорошо выучишь, они практически опишут Хэрриса, вплоть до его жестов.
Мэриан выключила магнитофон и встала.
— Ну хорошо! Сейчас перемотай ленту и прослушай все с начала. А я сбегаю за какими-нибудь бутербродами.
— Кстати, как насчет нашего режима? Мы где-нибудь обедаем?
— Конечно! И лучше всего, если мы будем обедать то в одном, то в другом месте — тогда нас не запомнят. Завтракать можем дома — кофе с апельсиновым соком, а на второй завтрак достаточно будет и бутербродов.
— А машину ты вернула?
— Да. В конце концов, ведь предполагается, что я — в Нассау. Ты, конечно, возьмешь машину напрокат, до того как он сюда явится, а пока обойдемся и такси. Ну хорошо, Джерри, перемотай ленту и займись делом.
Она прошла в спальню. Я включил магнитофон и, слушая, стал ходить взад-вперед по комнате. Дверь в спальню была приоткрыта. Я переступил порог. Голубая пижама небрежно валялась на кровати, а она, в одном бюстгалтере и трусах, стояла перед шкафом с одеждой. Я посмотрел на красивые стройные ноги, покрытые легким загаром до линии купального костюма, где кожа была цвета чистой слоновой кости.
Мэриан обернулась. Должно быть, я непроизвольно сделал шаг в ее сторону, потому что она решительно проговорила: