— У вас давно не было практики, и мы не то, чтобы сомневались… Лучше сказать, беспокоились. Честно говоря, не ожидал, что после большого перерыва вы так чисто и грамотно сработаете. — Серенький закурил, щелкнул замочками атташе-кейса, достал оттуда газеты. — Вот взгляните.
Несколько влиятельных итальянских газет поместили фотографии трупов на первой же полосе. Снимки выглядели на редкость натуралистично: лужи крови, неестественные позы убитых, страшные раны, остекленевшие глаза… На другом снимке была запечатлена снайперская винтовка, та самая. Под фотографиями помещались соответствующие комментарии. Солоник не понимал по-итальянски, но одно слово не нуждалось в переводе и сразу же бросилось ему в глаза: «Maffia».
Куратор перехватил его взгляд.
— Да, как мы и предвидели, гибель Коновала и местного мафиози списали на гангстерскую войну между враждующими кланами итальянской «Козы ностры». Тут опубликовано интервью генерального прокурора города и пресссекретаря корпуса карабинеров городка. Оба убеждены, что после таких громких убийств в Кампании начнется настоящая гангстерская войны. Удивительно, но убийство русского авторитета прошло тут как новость второго плана: для итальянцев куда страшней авторитеты местные. «Мафия» — волшебное слово, на нее можно списать и не такие вещи.
Солоник выслушал эту информацию молча. Ему было совершенно наплевать на мафиозные войны в какой-то там Кампании. Теперь его мысли занимала Алена — девушка осталась в коттедже одна-одинешенька и, по наблюдениям Саши, уже томилась своим одиночеством.
Тем временем в руках Куратора появилась кредитная пластиковая карточка «Визы».
— Прошу вас, — серенький небрежно пододвинул ее собеседнику, — это ваш гонорар. Мы довольны вашей работой. Думаю, и вы останетесь нами довольны. Главное, чтобы все были друг другом довольны, не правда ли?
Над Москвой зависло тяжелое свинцовое небо. Порывистый октябрьский ветер шуршал влажными жухлыми листьями, проносил над крышами домов низкие рваные облака, гремел наружными жестяными подоконниками, и от всего этого поневоле делалось тоскливо и неуютно. С самого утра накрапывал мелкий, нескончаемый дождь.
Таким же серым и безрадостным было настроение Сергея Свечникова. Поездка в Курган, на которую он так рассчитывал, обернулась полным провалом. Как выяснилось уже тут, в Москве, Рыжий был насмерть сражен автоматной очередью и теперь с номерочком на ноге лежал в морге курганской областной больницы. Укол был захвачен руоповцами, под усиленной охраной перевезен в Москву, и теперь из него вовсю выбивали показания.
Последнее обстоятельство беспокоило бригадира больше всего. Конечно же, Укол пользовался репутацией нормального пацана, и Свечникову не раз приходилось бывать с ним в разных передрягах, но ведь под беспредельным мусорским прессом и не такие ломались! Да и время теперь мерзкое: ни в ком нельзя быть уверенным…
Бригадир, лежа на кровати в спальне своей квартиры, лениво листал глянцевый автомобильный каталог. Это занятие обычно успокаивало его, но теперь до желанного умиротворения было далеко. Мысли лихорадочно блуждали, перескакивая с ненавистного Македонского на слово, данное им законнику Крапленому, с Крапленого — на поездку в Курган, с поездки — на Укола, повязанного мусорами, и от этих мыслей Свечников совсем приуныл и затосковал.
Его размышления прервал телефонный звонок. Швырнув каталог в угол, Свеча взял трубку мобильного.
— Алло?
Звонил Миша Лукин.
— Ну что, оклемался? — судя по тону старшего из братьев, он был недоволен результатами курганского вояжа, и весьма.
Бригадир переложил трубку в другую руку.
— У нас в Кургане такие дела, — угрюмо начал он, немного придя в себя. — Рыжего мусора вальнули, Укола повязали, я…
— Так я в курсах, базар не по телефону, — перебил его Лукин. — Давай, подгребай к нам. Через час у мотеля, где всегда собираемся — понял?
Возражать старшому не приходилось, и Свеча, прекрасно понимая, о чем будет базар, механически сунул мобильный телефон в карман, проигрывая в уме возможные дебюты беседы. Он знал, и знал прекрасно: после всего, что произошло в Кургане, братья Лукины наверняка обвинят его во всех мыслимых и немыслимых грехах. И конечно же не ошибся…
Зал небольшого загородного ресторанчика был пуст и от этого выглядел немного больше, чем на самом деле. Ни бармена, ни официантов не было если урицкие приезжали для деловых бесед, обслуга, как правило, испарялась.
Миша Лукин, сидя за столиком, встретил Свечникова неприязненным взглядом.
— Ну что, офоршмачился? — едва поздоровавшись, спросил он.
Бригадир с тяжелым вздохом опустился на стул. Более всего теперь ему не хотелось вспоминать о поездке.
— Ну рассказывай, рассказывай, Свеча, — процедил Лукин-старший с издевательским сочувствием. — Расскажи, почему нашу братву мусора так легко приняли?
— Случайность вышла, — принялся оправдываться бригадир, прекрасно понимая, что оправдания вряд ли прозвучат убедительно.
— Случайность, говоришь? — недоверчиво улыбнулся Миша. — Одного повязали, другого — завалили… Один ты остался. И теперь приехал сюда и долдонишь: «Случайность, случайность»…
— Пацаны сами во всем виноваты. Едва только менты на тачках подскочили, они сразу волыны достали и — палить. Может, все и обошлось бы.
— Так ты же у них за старшого был, — напомнил Лукин. — Значит, ты за все в ответе. Почему не упредил? Почему позволил?
Свеча обстоятельно рассказал о курганской поездке. Миша слушал, лишь изредка перебивая вопросами: «а почему это вы сразу не уехали?..» «а кто стукануть мог?..» «а с чего это в Кургане московский РУОП появился?»
— Про московских мусоров я и сам ничего не знаю, — честно признался Свечников, взглянув в глаза собеседнику. Тот невольно поежился, потому что во взгляде этом читалась неприкрытая ненависть. — Мы думали, кого из родственников этого сучонка в заложники взять, чтобы Македонский нарисовался. Смотрим — тетка какая-то, вроде из его квартиры. Ну, я к ней, а тут — менты откуда ни возьмись.
— И ты один спасся? — ледянящим шепотом поинтересовался собеседник. А пацанов мусорам на раздербан оставил, да?
— Так мне что? Все сейчас бросить и бежать на Шаболовку сдаваться?! вспылил бригадир.
Приговор Лукина-старшего был таковым:
— Короче, ты лоханулся, Свеча. Будь мужчиной и признайся, что сам во всем виноват. Я сегодня утром с пацанами из твоей бригады тер, так они, знаешь, чего считают? — Не дождавшись ответа, продолжил: — Будто бы это ты Укола подставил.
— Да какой подставил? Чего ты пургу гонишь? Укол теперь в мусарне. Как знать, может быть, он теперь и на тебя псам показания дает!
— Значит, ты подставил не только Укола, но и всех нас. И меня в том числе. — Казалось, старшого трудно было чем-то смутить.