– Понедельник день тяжелый, – вздыхал Вася с утра. Накопленная накануне решимость оставила его с первыми солнечными лучами, испарившись легко, как роса на лугу. Он вновь колебался, и колебания похоронили первую половину понедельника. Ни в дверь, ни по телефону, ему никто не звонил, что, принимая в расчет обстоятельства, уже само по себе казалось победой. Мужество вернулось в обед. Некогда знаменитый Мюнхгаузен вытащил себя из болота за чуб. Бонасюк совершил нечто подобное, буквально силой вытолкав себя из квартиры. «Ничего, поистине, завтра уже весна, – крепился Васек, – а весной ночи становятся короче, дни длиннее, а жизнь веселее. Так, по крайнеймере, говорят».«На бесптичье и задница соловей», – подумал Вась-Вась. Последнее умозаключение относилось к милицейской «крыше». Когда патронов нет, остается бросать по врагам кирпичами. Вася решился идти со своей бедой к Следователю. Без особой надежды, а скорее, просто потому, что пассивно ожидать у моря погоды стало невмоготу.
* * *
обед, понедельник, 28-го февраля. Последний день зимы
В Управлении Бонасюк застал Следователя. После рутинного оформления пропуска Василий Васильевич предстал таки пред светлые очи капитана Журбы, а с ним, соответственно, и Закона.
А, Бонасюк, – сказал Следователь голосом утомленного солнцем пляжника, и скосил глаза к большому настенному календарю, украшенному фотографией «Ласкового мая». – Давай, заходи.
Следователь сдуру решил, что каким-то образом сбился со счета, и уже настало пятое отчетное число, к которому Бонасюку полагалось приносить мзду – ежемесячные двести долларов. «Очень хорошо, – обрадовался Следователь. – Хоть бабки будут, а то карманы пустые, противно в кабинете сидеть».
Вась-Вась, задыхаясь, выложил все как на Духу. Ну, или почти все.
Ну, ты и загнул, Бонасюк, – покачал головой Следователь. – Прямо «Санта Барбара» на дому. Уныло-безразличная маска как приклеилась к его и без того невыразительному лицу.
Вась-Вася от такой реакции бросило из огня да в полынью. Он не тешил себя надеждами, что по первому зову оба молодых мздоимца, каковыми экс-доцент совершенно справедливо считал Следователя с Близнецом, кинутся защищать его торсами, как панфиловцы разъезд Дубосеково. [44] Но, все таки полагал, что заслуживает большего внимания. Хотя бы потому, что со времени их достославного знакомства передал обоим, в качестве ежемесячных взносов, одну тысячу шестьсот самых что ни на есть, американских долларов. С математикой у Вась-Вася проблем не возникало. Во-первых, он был кандидатом наук, а во-вторых считал в уме, как калькулятор.
Но, поистине… – Бонасюк проявил невиданное доселе упорство, – Что же мне теперь делать?
Следователь грустно улыбнулся, показывая всем видом, что подобные риторические вопросы не входят в его компетенцию.
Может быть, они убили ее! – попытался расшевелить Следователя Бонасюк. Этого он ужасно опасался. Кошмарная мысль о том, что Кристина, вполне возможно, убита негодяями, пронзила сердце Вась-Вася и теперь сидела в нем отравленным стилетом.
«Не могла Кристя со мной так обойтись. А раз подонки совсем разнуздались, значит, ее и на свете белом нету».
Где труп? – благожелательно осведомился Следователь.
Запрятали, поистине! – стоял на своем Бонасюк.
Да ну, Бонасюк, – тон Следователя стал шутливым. – Скажешь тоже. Убили. С чего ты взял?!
Я ее с Нового года не видел!
Что с того? – Следователь передернул плечами. – Загуляла. Ты ж сам сказал, что легкомысленная она у тебя…
Я… – Бонасюк задохнулся от обиды. Не так за себя, как за нее.
Ты – домой иди, – зевнул Следователь. – Нагуляется, объявится.
Тот бандит, что сегодня приходил, физической расправой грозился. Вы бы его видели, поистине. Рожа такая… Я, говорит, в батальоне каком-то служил.
«Все мы на службе, Бонасюк, – говорило скорбное лицо Следователя. – Служим Родине, по мере сил…»
Наемником. Рассказывал, как он заложникам глаза выкалывал…
Ерунда это, Бонасюк.
Разговор все более напоминал вариацию бородатого советского анекдота: «Санитарчик?! А может, все же в реанимацию?» «Нет. Раз доктор сказал в морг, значит в морг».
Сваливай, говорит, пока живой.
Свидетели угроз имеются? – вяло спросил Следователь.
Избил меня, поистине, – напирал Бонасюк, показывая на лицо. Оно не нуждалось в комментариях. Следователь отмахнулся, мол: «Сам вижу, не слепой».
Ну, хулиганство с нанесением… – признал он с неохотой.
Убить, поистине, обещал.
Свидетели?
Вся грудь болит.
Побои нужно снимать. – Следователь почесал за ухом. Бонасюк его начал утомлять. Кроме того, Следователь понял, что никаких денег сегодня не предвидится, и это обстоятельство испортило ему настроение.
Надо с обыском на квартиру ехать. Засаду там… или, поистине, лучше штурмом. Захватить их… может, Кристя еще живая.
Следователь снисходительно улыбнулся, давая понять Бонасюку, что его советы по существу исполнения всех тонкостей уголовно-процессуального кодекса – курам на смех.
Ну ты даешь… Штурмом…
И мне бы, поистине, охрану. Или позвоните им, чтобы от меня отцепились.
Да какие основания?! – Следователь воздел персты к потолку. За истекший год количество перстней на его вялых ухоженных пальцах увеличилось в геометрической прогрессии. – И потом, Бонасюк, ты, часом, вывески не спутал? Мы заняты экономическими преступлениями. Э-ко-но-ми-чес-ки-ми! Понимать надо.
Что же мне, поистине, делать?!
Пиши заявление в милицию. – Отрезал Следователь.
Вы же и есть – милиция!
В Райотдел. В РАЙ-ОТ-ДЕЛ. По факту хулиганства, угроз на почве ревности, – Следователь наморщил лоб, выуживая из памяти знания, полученные некогда на лекциях по юриспруденции, – по факту причинения… – Следователь пригляделся к Бонасюку, – телесных средней тяжести, так сказать. – Учился Следователь плохо, что не мешало карьерному росту. Кому это образование вообще надо.
А у вас там знакомых нету? – спросил Бонасюк, смиряясь с неизбежным. РОВД, так РОВД.
Да какие знакомые?… Напишешь заявление в общем порядке. Ты что, не гражданин, что ли?
Если бы, поистине, по знакомству… – канючил Бонасюк, приученный советской эпохой к тому, что ИЛИ ПО БЛАТУ, ИЛИ НИКАК. Следователь устало вздохнул.
На общих основаниях, Бонасюк.
А охрану?