Он задал какие-то вопросы – какие именно, Солоник, сколько ни вспоминал, не мог воскресить в памяти. И свои ответы на них тоже.
А потом ему показывали странные фильмы, один страшней другого. Развороченные взрывами человеческие тела, сожженные автомобили, отрубленные конечности, отпиленные ножовками головы… Фильмы сопровождались голосом незнакомца: он долго, детально и красочно рассказывал, какие люди сделались жертвами трагедий, сколько семей осталось без кормильцев, сколько детей – сиротами и кто именно их убил: какие бандиты.
Кулаки Солоника невольно сжимались, тошнота тугим резиновым комом подкатывала к горлу, а незнакомец все пояснял, пояснял, сыпал фактами, и кадры на телеэкране менялись с ужасающим однообразием…
Наконец фильмы кончились, и Саша как-то незаметно погрузился в глубокий сон, точнее сказать, в забытье, потому что голос незнакомца продолжал преследовать его – что-то внушал, убеждал, увещевал. Иногда в голосе слышались доброжелательные интонации, но чаще – угрозы.
Курсант очнулся, словно от толчка, – проводков с датчиками на его теле уже не было. Поднялся с кресла и, чувствуя слабость и гудящую тяжесть в голове, сделал несколько шагов вперед. Незнакомец исчез, а в комнатке, закинув ногу за ногу, сидел начальник центра подготовки, как всегда – моложавый, выбритый, благоухающий хорошим одеколоном, подчеркнуто корректный.
– Извините, что это было?.. – Саша провел рукой по липкому от испарины лбу.
– Спецкурс, направленный на выработку у вас психологической устойчивости, – вполне дружелюбно ответил начальник.
Сознание Солоника работало ясно, но что-то в нем изменилось – он и сам не мог сказать, что именно. Словно какой-то инородный предмет засел в мозгу, и извлечь его оттуда не было никакой возможности. Да еще неприятное, гадливое чувство, которое должен испытывать человек после того, как его использовали в качестве подопытного кролика.
– В вашей дальнейшей деятельности не исключены самые неожиданные ситуации, в том числе – и внештатные, – продолжил начальник. – Поэтому в программу вашей подготовки входит принудительная психокоррекция. Вы что, неважно себя чувствуете?
– Не в своей тарелке, – признался Саша.
– Ничего страшного, – начальник центра позволил себе сдержанную улыбку. – То, чему вы тут учитесь, – своего рода искусство, а искусство, как известно, требует жертв…
Конечно же, тогда, серым ноябрьским днем, начальник центра подготовки был прав, но банальная фраза о том, что искусство требует жертв, имеет свой перевертыш: жертвы тоже требуют искусства.
Человека можно убить множеством способов: сжечь на костре, утопить в реке, сварить в подсолнечном масле, выбросить с крыши высотного дома, положить на рельсы перед мчащимся поездом, расстрелять, зарыть живьем, повесить или отрубить голову, растворить в серной кислоте.
Человечество всю свою сознательную историю изыскивает способы все более совершенного уничтожения самого себя и весьма преуспело в этих изысканиях. Людей, умеющих убить искусно, называют по-разному: палач, снайпер, по новой моде – киллер. Но суть от названия не меняется.
Итак, жертва требует искусства – Саша Солоник понял это за время учебы. Из него планомерно делали убийцу и добились своего. Теперь он знал и умел все, что касалось искусства умерщвления. Или почти все.
Это был его последний день в центре. Казарма опустела – «контингент» разъехался по тем регионам, где ему предстояло работать, и на территорию, огороженную трехметровым серым бетонным забором, опустилась непривычная тишина; видимо, до прибытия следующей партии кандидатов в государственные палачи.
Саша, стоя в ванной, критически рассматривал собственное отражение в зеркале. Он старался найти в себе те черты, которые хорошо помнил по армии, Кургану, пермской и ульяновской зонам, и – почти не находил их.
От былого Саши Солоника – провинциального паренька не осталось и следа. На выпускника секретного центра подготовки смотрело его собственное отражение: невысокий, словно вылитый из упругого материала, без единого грамма ненужного жира, с холодным взглядом глубоко посаженных глаз…
Настоящая машина смерти.
Ему оставалось лишь гадать, как он будет использован.
Да и останется ли он – живой человек со своими желаниями, амбициями и постоянной неудовлетворенностью жизнью – бездушной машиной, бездумно выполняющей чужие приказы?!
– …руки прошу держать на столе. Записывать мои слова строго запрещается, а потому слушайте внимательно и запоминайте. Значит, так: Ржавый, он же Титенков Иван Иванович, тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения, относится к лидерам тюменской организованной преступности. Имеет две судимости, по двести восемнадцатой и сто сорок седьмой статьям, в местах лишения свободы в общей сложности провел шесть лет. Строго придерживается так называемых воровских понятий, среди криминалитета пользуется большим уважением и влиянием. Авторитет регионального масштаба. Под началом – пятнадцать-двадцать человек, в основном ранее сидевшие. Люди Ржавого занимаются рэкетом, выбиванием долгов, составляют так называемую «крышу», то есть платное прикрытие бизнесменам. В сфере интересов – предприятия нефтедобывающей промышленности. Привлечь гражданина Титенкова к уголовной ответственности не получается, потому что многие ответственные чины милиции и прокуратуры, по сути, находятся у него на содержании, да и инкриминировать ему совершенные преступления крайне тяжело…
Солоник, тяжело вздохнув, потянулся к остывшей чашечке кофе. Вот уже полчаса он сидел на конспиративной гэбэшной квартире в самом центре Свердловска, выслушивая своего куратора.
Комитетчик был доброжелателен, подчеркнуто корректен и вежлив. Наверняка, кроме своей «вышки», Высшей школы КГБ, он закончил еще и гуманитарный вуз, возможно, филологический факультет – у него была интеллигентная речь, выверенные жесты… Правда, внешность невзрачная, серенькая, без запоминающихся деталей; встретишь такого на улице и не вспомнишь его лица. Голос лишен каких-либо характерных интонаций, прямо автоответчик. Ровно и буднично, словно повествуя о каких-то рутинных вещах, куратор инструктировал Сашу перед поездкой в Тюмень. Слушать приходилось внимательно: информация дорогого стоила. И не только о количестве судимостей и потенциальной силе окружения клиента, но и о его мельчайших, казалось бы, незначительных, никчемных привычках.
Гэбэшник пригубил кофе из своей чашки и продолжал:
– Свободное время Титенков обычно проводит в ресторане «Красный мак». Это – одно из мест сбора тюменских бандитов. Бывает там, как правило, каждую субботу после семи вечера. Вот его фотографии…
Перед Сашей легли несколько фотоснимков – анфас, в профиль, явно из ментовского досье. Грубые черты лица, тупой жирный подбородок, надбровные дуги, невольно воскрешающие в памяти энциклопедические статьи о неандертальцах да питекантропах…
Еще одна фотография – Ржавый в обнимку с двумя телками: даже на снимках видно, что это типичные ресторанные б…и.