— Мало ли вещей, которые могли произойти. Но никогда не произойдут.
Напарник уронил револьвер на пол и заплакал.
Дантцлер схватил револьвер и сорвал «жучок» с лампы. Они были в перчатках, поэтому отпечатки пальцев — не проблема.
— Поднимайся, — велел он шурину. — Я не собираюсь нести тебя.
Тот не двинулся с места.
В висках у Дантцлера стучало. Голова по-прежнему не работала. Времени мало. Тело убрать не получится. Надо убираться. Он усадил напарника в кресло и сунул ему в рот ствол. Бедняга толком не сопротивлялся.
— Все будет выглядеть так, будто ты убил ее, а затем себя. Или вставай и уноси задницу.
Шурин перестал плакать.
— Уадно, — произнес он с дулом во рту.
— Вот и молодец.
Через несколько кварталов, убедившись, что их никто не преследует, Дантцлер остановил машину у телефонной будки. Напарник остался в салоне — он опять плакал, на этот раз бесшумно. На это было жутко смотреть. Дантцлер отвел взгляд.
На револьвере отпечатки ее пальцев. И все. В квартире кровь напарника, и надо надеяться, у него не редкая группа. А так они не оставили никаких следов. Дантцлер был почти уверен, что никто не видел, как они выходили. От дома за ними определенно никто не ехал, а сам автомобиль был припаркован через две улицы, на достаточном расстоянии, чтобы гипотетическому преследователю пришло в голову записать номер. Все будет хорошо. Боб Дантцлер сделал глубокий вдох и снял телефонную трубку.
— Исчезни из города! — пролаяли в трубку. — И никогда не возвращайся!
— Никогда? — удивился Дантцлер. — Понимаю, случилась накладка, но все не так уж страшно…
— Слушай, тебе крышка, — сказал посредник. — Делай, что хочешь. Мне надо идти замаливать твой грех.
Посредник повесил трубку, выбежал на улицу к телефонной будке на углу и набрал номер, который числился, согласно справочнику, за домом приходского священника несуществующей католической церкви в Бруклине.
Звонок раздался в охотничьем клубе «Кэррол гарденс».
Ответил сам Таракан Момо. Они соблюдали меры предосторожности с телефонной связью, хотя в том не было надобности. В здании находился только Момо. Эдди Парадиз велел ему оставаться там во время собрания Комитета и «охранять крепость». Сумасшедший засранец. Эдди слишком уж быстро вжился в роль босса.
— То, что произошло, — спросил Момо, — она сама с собой сделала?
— Не совсем так.
— Спасти еще возможно?
— Как мне сообщили, нет.
— Как тебе сообщили, — повторил Момо. — Ты ведь знаешь, как подбирать людей, а? Лучшие из лучших, цена не вопрос. И тут такое. Я разочарован в тебе. Совершенно разочарован.
— Это был несчастный случай.
— Несчастных случаев не бывает с людьми, которые видят в них личный вызов, — сказал Таракан, процитировав часть кодекса семьи Корлеоне. Он сам впитал эту истину, узнав ее от дяди Салли.
— Они — не те люди, — объяснял детектив.
— А они те люди, которые выполняют порученную работу?
— В смысле?
— Нанятые тобой гении сделали фотографии, раздобыли сведения? Доказательства? То, за что им заплатили.
— Конечно, — сказал посредник, хотя не был уверен. — Само собой разумеется.
— Улики до сих пор у них или у тебя?
— У них, — признался он, — но я могу забрать.
— Есть свидетели? — спросил Момо.
— Сомневаюсь. Надо будет проверить.
Момо уставился на телефон.
— Ладно. Быстро смотайся туда и сразу перезвони мне из автомата.
Он сделал глубокий вдох и позвонил Нику Джерачи.
Делать это из охотничьего клуба было рискованно, но задача отслеживать звонки лежала на самом Момо.
* * *
В Акапулько был полдень.
Голос Джерачи звучал странно, хотя, возможно, дело было в качестве связи. Даже если сказывалось сотрясение мозга — или иные побочные эффекты нынешнего состояния, здоровья, — соображение Ника Джерачи работало четко как никогда. Не пришлось повторять ни слова, и Ник без раздумий принял решение, до которого его преданный солдат сам не дошел бы. Первым делом Джерачи спросил, началось ли собрание комитета.
— Да, — сообщил Момо. — Около часа назад.
— У нас есть доказательства их связи? Фотографии, квитанции и так далее?
— Да, — ответил Таракан, надеясь, что это действительно так.
— Не в обиду бедной женщине, — сказал Джерачи, — но карты легли удачно.
Момо не понимал, отчего Ник так боится обидеть какую-то грязную шлюху, однако промолчал.
— В каком плане удачно?
— Даже если не получится пришить дело нашему другу адвокату, — пояснил Джерачи, — факт принесет немало вреда как ему, так и его, э-э, братишке. Если повернуть дело правильно, организация даже не пострадает. Поначалу да. А в итоге нет.
Таракан улыбнулся. Он сразу все сообразил. Для Ника это дорога обратно. Они ослабят Майкла так, что близкое окружение усомнится во всемогуществе собственного босса, а потом — для блага семьи — прижмет его к стене. Или отодвинет в сторону.
* * *
Они обсудили план летом, во время утешительного отпуска в Акапулько, когда в душе Момо тлела обида. Однажды вечером, на террасе отеля над обрывом, словно призрак, появился Ник Джерачи.
Ему пришлось ждать больше часа. Таракан уехал обедать с дорогой американской проституткой. Когда вернулся, из номера доносились стоны, говорившие о незаурядном таланте Момо. Сам Джерачи обычно не спал с продажными девицами, однако разлука с Шарлоттой слишком затянулась. Было бы тяжело слушать эти звуки, если бы Ник не позаботился о себе заранее. Он рассудил, что лучше со шлюхой, чем с женщиной, которая ему небезразлична. К тому же Джерачи вызвал бы подозрения, если бы не принял предложение хозяина отеля прислать девочку в номер. Ведь он американец, живет один, вдалеке от родины. Уже трижды Ник встречался с другим американцем, человеком со стеклянным глазом, один раз в баре у бассейна и дважды в комнате. Что может быть хуже, чем иметь дело с ФБР, когда кажется, будто агенты в буквальном смысле имеют тебя. Поэтому, когда от хозяина отеля поступило предложение, Ник тотчас согласился. Девушка была толстовата в бедрах и ляжках, зато чистая, умелая, профессионалка. Она стала приходить раз в неделю. Никому вреда от этого не было. Все равно что прокатиться на пылящейся в гараже спортивной машине, чтобы мотор оставался в исправности.
Наконец, закончив, Таракан отпустил женщину, натянул мешковатые трусы, пригладил волосы и вышел покурить на балкон.