— Горностаева, дыши глубже, — командовал он, закладывая на поворотах так, что мы с Валькой становились зеленее светофора, — сожми ягодицы, Горностаева!
Это представительская машина. Химчистка салона стоит бешеных денег, если что, я потребую у Обнорского вычесть их из твоей зарплаты.
— Негодяй, я не верю в твою непричастность! — катаясь затылком по подголовнику, шипела Валька. — Завхоз, и никто другой, закупает продукты для буфета.
Ты хотел отделаться от меня.
— От тебя, может, и хотел бы, — отвечал Скрипка, — но подвергать опасности жизнь Марины Борисовны и еще тридцати ни в чем не повинных человек я бы не стал.
Сдав Горностаеву причитающим родственникам, Скрипка помчал «Волгу» к моему дому. В лифте Алексей придерживал меня за то место, где когда-то была талия, и сочувственно пыхтел в затылок:
— Щас-щас, потерпите, щас-щас.
В прихожей он замялся, словно ожидал приглашения на чай.
— Ах, Алексей, — вовремя спохватилась я, — муж и дети на даче. — Скрипка некстати просиял. — Не поможете ли вы мне набрать ведро воды и поставить его в туалете. Вот уже неделю я живу с разобранным бачком. А как вы, наверное, догадываетесь, в моем нынешнем положении без запаса воды и не туды и не сюды.
— У вас не работает бачок?! — Скрипка, не медля ни секунды, скинул куртку и направился в санузел. — Прилягте пока, Марина Борисовна, — долетел до меня его отраженный стенками пустого бачка голос. — Сейчас я все исправлю.
«Сейчас» растянулось минут на двадцать, в течение которых я старалась дышать глубже и сжимать ягодицы. Потом раздались победный клич Скрипки «Готово!» и характерное журчание.
Наладив водоснабжение, Скрипка, по всему было видно, уходить не торопился.
Он рассчитывал на благодарность.
— Чайку бы, Марина Борисовна, — довольно потирая руки, попросил он. — И вам не повредит.
С трудом переставляя ноги, я включила чайник и придвинула к Скрипке вазочку с печеньем.
— Одна моя знакомая, — захрустев угощением, начал Скрипка, — отравилась на работе. Ей было так плохо, что она была уже готова вызвать «скорую» и отправиться в Боткинские бараки. Но тут ей подставил свое крепкое плечо, крепкую руку и вообще все крепкое коллега по работе. Вполне достойный мужчина, на которого она никогда раньше внимания не обращала. Он отвез ее домой, довел до постели, помог расстегнуть пуговки, крючочки, замочки…
На своей коленке я почувствовала руку завхоза. В животе у меня нарастала тупая боль. Промокнув салфеткой капельки пота над верхней губой, я ненавидящим взглядом уставилась на Скрипку.
— Хотите, Леша, я угадаю, что было дальше? — ледяным тоном спросила я у завхоза.
Скрипка перестал хрустеть, отдернул руку и начал медленно подниматься со стула.
— Кажется, вы угадали, Марина Борисовна, он пожелал ей скорейшего выздоровления и… и все, ушел домой.
Неловкое молчание нарушила трель телефона. Скрипка протянул руку, снял трубку, но почему-то вместо того, чтобы передать ее мне, приложил к своему уху.
— Алло, алло… короткие гудки, — растерянно пробормотал он.
— Дождался! — Окончательно разозлившись, я перешла на «ты». — Наверняка это была Горностаева. К расстройству желудка ты добавляешь ей головную боль и буйное помешательство. А у меня сейчас случится разрыв кишечника, и ты попадешь в дерьмовую ситуацию! — кричала я, вытаскивая Скрипку в прихожую.
Пока он трясущимися руками зашнуровывал ботинки, я немного остыла.
— Послушайте, Алеша, — уже довольно миролюбиво спросила я, — вы сами верите в то, что рассказываете?
— Был у меня один знакомый, — не поднимая глаз, заговорил Скрипка, — которого спросили, верит ли он в то, что рассказывает. Так вот, в ответ он рассказал про то, как в Турции купил шикарные водонепроницаемые часы за два доллара.
Он их купил, надел и нырнул. А когда вылез на берег, увидел, что часы наполовину заполнены водой. «Ну я и нырнул!» — сказал он.
— По логике мне в институте едва натянули тройку, — сказала я и распахнула входную дверь. — Зато курсовик по ненормативной лексике получил высший балл.
Всего доброго, Скрипка.
Едва дверь за завхозом захлопнулась, я, цитируя вслух избранное из курсовика, влетела в свой кафельный кабинет и разжала наконец ягодицы.
* * *
К понедельнику все мои коллеги благополучно справились с последствиями отравления и явились на работу. Горностаева при виде меня одной затяжкой до самого фильтра испепелила сигарету.
— С добрым утром, Валюта! — приветствовала я ее.
Горностаева, видимо, хотела пожелать мне того же, но захлебнулась дымом и зашлась надрывным кашлем. Я ласково похлопала ее по спине.
На дверях нашего буфета висела табличка: «Не хлебом единым. Закрыто до окончательного выяснения обстоятельств происшествия». Через капитальную стену в мой отдел долетал грохот кастрюль и звон посуды — завхоз Скрипка проводил оперативно-розыскные мероприятия в рамках собственного расследования.
В начале третьего в мой кабинет попыталась протиснуть бюст Света Завгородняя.
— Марина Борисовна, а не махнуть ли, нам в Рио?
— Света, не ущемляйте дверью свои несомненные достоинства, заходите целиком, — предложила я. — Вы имеете в виду Рио-де-Жанейро в Бразилии, Рио-Мулатос в Боливии или Рио-Гальегос в Аргентине?
— Я имею в виду пожрать. В кафе «Рио» на Садовой.
Мысль была аппетитная и своевременная. Горностаеву предложение пообедать застало в курилке. Консервная банка уже наполовину была заполнена хабариками со следами горностаевской помады. Даже по дороге в кафе она умудрилась выкурить сигарету.
— Смолишь без остановки, Скрипка этого не любит, — на всякий случай напомнила я.
Валентина сжала губы и сунула руку в карман сумочки. Если бы в тот момент мы не оказались на пороге «Рио», она, по-моему, достала бы из пачки очередную «мальборину». Очень строптивая девушка.
Рассольник и бефстроганов с рисом нисколько не смягчили ее. Не в Горностаеву корм.
— А ты заметила, Света, как раздевает Агееву взглядом вон тот парень за соседним столиком? — ехидно поинтересовалась Валька.
К моему великому удивлению Завгородняя согласно кивнула.
— Правда-правда, Марина Борисовна, вон он, напротив меня сидит. Последние двадцать минут с вас глаз не сводит.
Я провела прямую линию от ее бюста и встретилась глазами с довольно приятным молодым человеком. «Может быть, он слепой», — предположила я. Когда по соседству колышется Светкина грудь, трудно найти более приемлемое объяснение не сфокусированному на ней мужскому взгляду.
Завгородняя заметно поскучнела.
— Мне никогда не нравились молокососы, — заявила она.