— No, — жизнерадостно ответила я. И почти возрадовалась тому, что теперь-то он точно потеряет ко мне всякий интерес. Однако мужчина оказался полиглотом.
— Parlez-vous frangais? — сделал он еще одну попытку. Когда я слышу французскую речь, теряю всякую осторожность так велико желание пообщаться с франкоговорящими. Вот и сейчас этот инстинкт не заставил себя ждать.
— Oui, je parle… — по тому энтузиазму, с которым коллега отреагировал на мой ответ, я поняла, что пропала.
С этого момента постоянное присутствие данного джентльмена мне обеспечено.
Первый день в Гааге не принес мне облегчения — своими набережными и ласковым морем она так явно напомнила мне Ялту, что мысли мои снова вернулись к несостоявшемуся замужеству. В итоге день был фактически испорчен. Мне приходилось делать над собой усилия, чтобы внимательно выслушивать все инструкции и усваивать сказанное. Вечером, проигнорировав приглашение коллег провести время вместе, я в одиночку пошла на набережную и предалась грусти, глядя на многочисленные яхты и яхточки, курсирующие по морю.
В таком состоянии работать не хотелось совершенно, однако желание вырасти профессионально в итоге взяло верх. Не каждый день приглашают стажироваться в Комиссии по правам человека, где собираются лучшие из лучших юристов мира…
В числе которых непонятным образом оказалась и я. Поэтому — прочь уныние и грусть. Будем работать и, если получится, отдыхать на всю катушку. Утром я была готова к труду и обороне.
И вот — этот мужчина. Не будь его голова гладкой, как яйцо, его можно было бы даже назвать привлекательным. Высокий, мускулистый, уже успевший покрыться теплым загаром. Серо-голубые глаза смотрят внимательно и чуть насмешливо. Чувственные губы, с удовольствием складывающиеся в улыбку. Но! С детства испытывала непреодолимую антипатию к лысым мужчинам. Может, это давняя история так на меня повлияла, когда противный лысый дядька уговаривал меня, пятилетнюю девочку, польститься на его конфетку и пойти с ним.
— Вас зовут Анна и вы из России! Меня начинала забавлять привычка моего нового знакомого спрашивать в утвердительной форме. — А я — Хуго ван Веер, из Амстердама.
Очевидно, Хуго решил, не дожидаясь моих вопросов (кажется, он просто боялся их не дождаться), сформировать свой облик в моих глазах. Его обаяние оказалось фантастическим.
Уже через несколько минут я знала, что Хуго ван Веер — тридцативосьмилетний владелец адвокатского бюро в Амстердаме. Специализируется на гражданских делах, как и я. Живет в самом Амстердаме, однако дела фирмы бросают его из города в город, из страны в страну. На семинар в Гаагу попал случайно — по приглашению друга, специалиста по правам человека, с которым когда-то учился вместе на юридическом факультете.
Хуго рассказывал о себе безо всякой рисовки. В нужных моментах его голос понижался до интимных ноток — например, когда он говорил о своем хобби взламывать компьютерные программы, а затем снова приобретал уже замеченную мною напористость. Я бы подумала, что он попросту многословен, если бы вдруг ван Веер не сделал паузу и не сказал:
— Ну вот, теперь вы знаете обо мне больше, чем кто-либо другой.
Надеюсь, Анна, вы ответите мне взаимностью?
Это действительно было сказано так ненавязчиво, что язык мой сам собой развязался. Я поймала себя на мысли, что Хуго ничего не рассказал о своем семейном положении. Между тем золотой ободок на безымянном пальце я заметила практически сразу. Когда ван Веер жестикулировал, кольцо отсвечивало на солнце сияющим лучиком.
— Я, тоже, как вы догадались, наверное, адвокат. Работаю в Петербурге. Не замужем… Но воспитываю сына. — Здесь я сделала упор, чтобы Хуго понял, что именно в его жизнеописании осталось для меня неизвестным.
Очевидно, коллега был хорошим адвокатом. Как водится в нашей профессии, в необходимый момент мы попросту не замечаем сказанного, тут же переводя разговор на другую тему. Впрочем, подумала я, впереди еще две недели, и если моему назревающему роману с голландцем ничего не помешает, я все успею выяснить.
Не могу сказать, что Европейская конвенция о правах человека перестала меня интересовать с того момента, как рядом со мной появился Хуго. Первую половину дня мы — я и мои коллеги со всего мира — разбирали различные казусы, где оказались попранными права индивидуума, спорили, иногда до хрипоты, формулировали собственные решения. Я с головой погружалась в работу: аргументация зарубежных юристов бывает подчас парадоксальной, и оттого более убедительной. Мне было настолько интересно, что, когда на мобильный пришло SMS-сообщение с вопросом относительно моего времяпрепровождения, я не сразу сообразила, кто именно скрывается под "коллективом «Пули». Было такое ощущение, как будто меня снова затягивает в какое-то болото. Послав в ответ лаконичное «О'кей!», я устремилась навстречу Хуго, который уже искал меня.
За те несколько дней, что мы провели вместе, ван Веер меня практически покорил. Он был легок и, в отличие от первого дня, ненавязчив в общении, внимателен, почти ласков.
Называл меня «Ma cherie» и «Ma petite collegue» («Дорогая» и «Моя маленькая коллега»). Напрасно я старалась привести себя в чувство. Мои аргументы вроде «Ты еще переживаешь по поводу женитьбы мужа», «Ты еще не отошла после отказа Игорю» и тому подобное вызывали в моей же душе волну протеста. Очевидно, Хуго интуитивно чувствовал, что я веду с собой какую-то борьбу, потому что как-то вечером, увлекая меня по мощеной улочке Гааги к уютному бару, где мы частенько теперь сидели вместе, ван Веер спросил:
— Аня, тебя что-то гнетет? Временами мне кажется, что ты почти родная, а иногда от тебя просто холодом веет. Ты становишься такой… отстраненной. Что происходит?
Обычно я не рассказываю о своих душевных муках мужчинам, даже тем, с кем я, выражаясь языком Обнорского, нахожусь в близких отношениях. Но, видимо, смена обстановки и круга общения располагала к откровенности. Вкратце я обрисовала Хуго все, что меня мучило, а именно — собственная ветреность, непостоянство и неумение глубоко чувствовать.
Ван Веер слушал меня с серьезным выражением лица. Как только я закончила, Хуго накрыл мою руку своей ладонью и, наклонившись к моему лицу, прошептал:
— Какая же ты глупенькая, ma cherie! Ты просто очень восприимчивая. Другие женщины многое бы отдали, чтобы уметь откликаться на чувство так, как ты.
Я закрыла глаза, чтобы Хуго не увидел в них то, что, по моему разумению, могло в них отразиться. Сглотнув комок, подступивший к горлу, я посмотрела на Хуго. Взгляд его был полон нежности и внимания. Когда он поднял руку, чтобы платком смахнуть бисеринки пота, выступившие на его гладкой (но совершенно не казавшейся мне противной) голове, ободок обручального кольца вновь кольнул мне глаза. Ван Веер проследил за направлением моего взгляда, на его лицо набежала тень.
— Я так и думал, что именно это тебя тревожит. — Хуго тоже посмотрел на кольцо, затем медленно и неумело, словно в первый раз, стал стаскивать его с пальца. Кольцо не поддавалось. Ван Веер тоже не отступал, несмотря на мои протестующие жесты. — Мы с женой давно уже стали просто друзьями. Я знаю каждую ее черточку, каждое направление ее мысли. И она тоже. Мы рассказываем друг другу все, что лежит на сердце. Наверное, это здорово. Но между нами нет огня, нет этого чувства, что когда-то нас соединило. Мы привыкли друг к другу.