– Мадам, – прошептала Эммелина, – пора. Вы должны приготовиться.
Изабелла посмотрела на нее тихим ясным взглядом.
– Я знаю, Эммелина, они меня позовут только к вечеру. У меня еще есть время помолиться.
– Помолиться, – проворчала добрая женщина. – Ваше величество ничего не делает… кроме как разоряет себя, подавая милостыню каждому бедняку. Монастырь день и ночь осаждают толпы нищих и бродяг, которые возносят вам хвалу и молятся за вас. Господь Бог на небе, должно быть, очень глух, раз он не слышит всего этого шума.
– Неисповедима воля Его… Подойди, помоги мне теперь одеться.
Изабелла отказалась от еды и направилась в собор и долго молилась, уткнувшись лицом в ладони. Она не видела ни слез женщин, ни украдкой пробравшийся луч солнца, который падал из разноцветного окна и воспламенял ее волосы. Далекий звук труб прервал ее молитву.
– Король, – прошептала Вильгельмина. – Он покинул церковь и отправился в зал совещаний.
– Тогда пора.
Изабелла быстро поднялась с колен и направилась сквозь двойную вереницу склоненных монахинь к себе в покои. Там она сняла с головы королевский, украшенный драгоценностями золотой венец, сдернула покрывало и распустила волосы.
– Помоги мне, Эммелина, – приказала она.
– Боже мой, что вы делаете, мадам?
– Я пойду к королю, моему господину, и упрошу его не прогонять меня. Я должна увидеть его и поговорить с ним. Он должен меня выслушать.
– Но почему вы раздеваетесь?
– Я всего лишь просительница, Эммелина. Когда он увидит меня, быть может, в нем проснется сострадание.
Она сняла с себя все и осталась в простой льняной рубахе. Поверх нее она надела длинное белое шерстяное платье без выреза и стала похожа на простую монахиню. Затем сняла туфли, и босая преклонила колени перед большим крестом, висевшим на стене. Постояв недолго, она поцеловала пробитые гвоздями ступни Спасителя, взяла одну из толстых восковых свечей, которые горели перед распятием, и повернулась к женщинам.
– Прикажите открыть монастырские ворота, чтобы я могла пройти через город и молить Господа и людей сострадать моей скорби.
И она отправилась в путь. Люди почтительно уступали ей дорогу. В глазах у всех стояли слезы.
Когда тяжелые ворота распахнулись перед ней, она задрожала от холода. Небо было бледно-голубым, на деревьях распускались первые почки. Она поранила ногу о камень, застонала и пошла дальше, осторожно ступая. Толстая восковая свеча, пламя которой было едва видно, казалась ей непомерно тяжелой, но она шла дальше и начала громким голосом читать молитву:
– … Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего…
Несколько нищих, сидевших у монастырских ворот, вскочили, когда она проходила мимо, и поцеловали край ее одежды. Она кротко сказала им:
– Молите Бога за меня, добрые люди. Сегодня я куда более беспомощна и убога, чем самый убогий среди вас.
– Ах, добрая наша королева, – вздохнула с состраданием закутанная в тряпье старуха, – Господь и Дева Мария помогут вам.
– Добрая женщина, моли Господа о заступничестве. И, плача, направилась Изабелла к ближайшей церкви.
За ней последовали нищие, калеки, хромые, прокаженные, все те несчастные, которым она помогала эти четыре года. На каждом углу улицы, в каждой церкви, где коротко молилась кающаяся королева, к ней примыкали все новые и новые люди, и их становилось все больше. Ее слезы и мольбы объединяли простой народ с королевой. Волны почтения и любви омывали ее, и королева не чувствовала больше ни холода, ни резкого ветра, ни острых камней под ногами.
Жители Санлиса выходили из домов и с изумлением смотрели на странную процессию, на это шествие убогих и отверженных, где хромой вел слепого. А впереди них шла молодая женщина в белом одеянии, с окровавленными босыми ногами и отливающими золотом волосами. Юная, хрупкая и вызывающая чувство бесконечного сострадания женщина. Их королева. Все знали, что в это время готовилось в замке, но никто особенно не задумывался: нужна им эта королева, или другая. Но сейчас это дитя в покаянных одеждах было гораздо больше достойно сострадания, чем толпы нищих и убогих. И жители Санлиса запирали свои двери снаружи на засов и присоединялись к процессии. Сотни голосов нестройным хором повторяли слова молитвы, которые Изабелла шептала сорванным голосом.
Стражники из королевской гвардии узнали королеву и не осмелились применить насилие к плачущей толпе, сопровождавшей ее. Так они приблизились к замку.
Филипп нервно барабанил пальцами по подлокотникам трона. Ниже, полукругом, на резных стульях сидели почетные гости и переговаривались тревожным шепотом. Церемония чересчур затянулась. Наконец поднялся епископ Реймса, вынул из своего широкого рукава свиток пергамента и начал читать:
– Мы, Филипп, Божьей милостью… Властным жестом Филипп остановил его:
– Повремените! Слышите? Что там происходит?
Все прислушались. Действительно, снаружи доносился все возрастающий шум… слышались распевающие псалмы голоса…
Филипп крикнул:
– Стража! Что…
Но в зал уже вбежал Робер Клемен, придворный маршал.
– Сир, взгляните… взгляните все…
Король вскочил и бросился к двери, остальные устремились за ним. Окаменев, он замер на первой же ступени лестницы. Двор был черен от людей, странных, в большинстве оборванных нищих, а впереди стояла женщина в белом, похожая на ангела.
Когда он появился – высокий, в синей бархатной мантии, с мечом на бедре, с короной на рыжих волосах, со сжатыми губами, Изабелла преклонила колена на самой нижней ступени и подняла на него наполненные слезами глаза, которые так отчетливо молили о любви, что Филипп вздрогнул… Изабелла не сказала ни слова, но за ее спиной загудел хор умоляющих голосов:
– Сжальтесь, сир… Сжальтесь над нашей королевой… Люди с воздетыми руками тянулись к королю.
– Боже мой! – процедил Филипп сквозь зубы. – Я никогда, никогда не был в таком положении…
К нему наклонился старик с красивым, строгим лицом и белой бородой – граф Дрю, брат покойного короля. Он широким жестом указал на странное собрание.
– Дорогой племянник, это уж слишком. Вы не можете оставаться бесчувственным перед таким многочисленным выражением страдания и любви.
Но Филипп ничего не сказал. Ни один мускул не дрогнул на его неподвижном лице. Он спустился на несколько ступеней, взял Изабеллу за руку и повел наверх, где их ожидала знать. Несмотря на самообладание, он ужаснулся, увидев, что ее израненные ноги оставляют кровавые следы на белом камне.
Затем он промолвил громким, властным голосом:
– Мадам, все должны знать, что я развожусь с вами не из-за какого-либо проступка, который вы совершили, но только из-за того, что вы не в состоянии подарить мне наследника. Если в моем королевстве есть мужчина, который хотел бы предложить вам руку, пусть он скажет об этом мне, и он будет ваш.