– Я обязана вам жизнью, – промолвила она и протянула руку для поцелуя. – Я никогда этого не забуду.
Тон ее был холоден, а рука, к которой Струензее едва прикоснулся, была протянута небрежно. Но молодой врач был счастлив, как будто одержал великую победу. До этого времени Каролина-Матильда, казалось, даже не замечала его. Когда он приветствовал ее, она отворачивалась. Он очень страдал от этого, но тщательно скрывал свои чувства, прекрасно владея собой. Он был слишком умен, чтобы не видеть пропасть, разделявшую королеву Дании и пасторского сына из Галле. Поскольку его любовь была безнадежна, он пытался не признавать ее перед самим собой.
Христиан VII был счастлив. Его жена поправлялась, и он вновь мог наслаждаться безоблачным существованием с любимой женой и незаменимым другом, в котором чувствовал силу, дополнявшую его вялый характер.
– Когда вы совсем поправитесь, мадам, – сказал он, целуя руку жене, – тогда мы совершим путешествие в нашу любимую Голштинию, которое так долго мы ждали.
– Как будет угодно вашему величеству.
– Но вы должны сперва совершенно выздороветь. Само собой разумеется, что Струензее поедет с нами. Он будет следить за нашим здоровьем.
Глаза королевы на какое-то мгновение остановились на докторе. Она не могла разгадать, что скрывалось за его взглядом.
* * *
Весь долгий день королевская свита провела на свежем воздухе, проезжая через густые голштинские леса, мимо сверкающих озер и украшенных цветами деревень. День был прекрасный, все находилось в самом веселом расположении духа. И только Каролине-Матильде переезд казался бесконечным. Когда же они, наконец, доберутся до своего вечернего пристанища?
Еще ранним утром маленький принц Фредерик, которому исполнился к этому времени год, казалось, заболел. С закрытыми глазами и покрасневшим лицом он плакал на руках своей няни, по временам забывался беспокойным сном. Королева выглянула из открытого окна кареты и окликнула одного из кавалеров. Поморщилась, когда узнала в нем графа Рантцау, но все же спросила:
– Где мы расположимся сегодня, граф?
– В Глюксбурге, ваше величество. Это не так далеко отсюда. Еще полмили, я полагаю.
– Пожалуйста, не могли бы мы поторопиться? Принцу становится все хуже и хуже.
Рантцау отдал ей честь и галопом поскакал вперед сообщить королю об этом и поторопить кортеж. Несколько минут спустя лошади двинулись быстрее, и вскоре вдали показались башни замка Глюксбурга, которые отражались в голубом озере.
Струензее и королева не сомкнули глаз этой ночью.
– Ваше величество должны поспать немного, – сказал он. – Достаточно того, что я присмотрю за принцем. Думаю, что какое-то время он будет спать.
– А вы разве не нуждаетесь в отдыхе?
– Я не устал, мадам… но вы выглядите утомленной. Взгляните, даже фрау фон Плессен и нянька заснули.
Действительно, усталость взяла свое, и обе женщины задремали прямо в креслах. В замке царила мертвая тишина. Король, который весь вечер страдал головными болями, находился через несколько комнат отсюда.
У королевы затекли ноги от долгого сидения, она встала и подошла к окну. Деревья на берегу озера отражались в облитой лунным светом воде. В камышах беспрерывно квакали лягушки, но королеву не раздражал этот звук. Она вдыхала запах земли и свежескошенной травы.
– Вы действительно полагаете, что нет ничего опасного?
– Жар, который связан с его ростом и развитием, мадам. У детей это появляется часто, но это не опасно. Я умоляю вас, мадам, идите спать.
Ничего не ответив, королева продолжала стоять у окна и смотреть на озеро. Внезапно она прошептала:
– Струензее, я была всегда жестока, надменна и холодна с вами, я была всегда против вас. Почему вы столь преданны мне? Почему вы заботились обо мне, когда я была больна? Почему вы теперь заботитесь о моем сыне, как будто он ваш собственный?
Что-то было в голосе королевы, что заставило забиться сердце доктора, но он ответил совершенно спокойным голосом:
– Вы моя королева, мадам. Я обязан жертвовать для вас своим временем, своей жизнью, своими скудными познаниями.
– Но ведь вы даже не датчанин…
– Поймите, я делаю это добровольно, от чистого сердца. Может ли мужчина выбрать сам, кому посвятить свою жизнь?
Улыбка мелькнула на губах королевы и исчезла, но лицо ее просветлело, когда она вновь обернулась к молодому человеку.
– Я знаю, что у вас свободолюбивый нрав. Между тем вы решили добровольно и всеми силами служить королеве, которая презирает вас, оскорбляет и не удостаивает вниманием?
Струензее показалось, что этой ночью происходит чудо. Никогда прежде Каролина-Матильда не беседовала с ним столь доверительно. Что означают эти странные вопросы? Что она хочет узнать от него? Он подошел к ней ближе.
– А если я решил служить не только королеве, но… и женщине? – прошептал он серьезно.
Королева покраснела до корней волос.
– Как вы смеете! – сказала она, не замечая, что ее голос дрожит. – Не забывайте, с кем вы говорите.
– Я не забываю этого. Я никогда этого не забываю. Но вы сами спросили меня, мадам. Теперь вы знаете все, и если вы сами сейчас же не пошлете меня на виселицу, то не сможете ничего изменить ни во мне… ни в моих чувствах. Убивайте меня, оскорбляйте, не обращайте на меня внимания, прогоните меня… я все равно люблю вас, вопреки всему.
Красная пелена заслонила взор Каролины-Матильды… Она прекрасно понимала, что должна гневно выгнать бесстыдника из комнаты, но была достаточно честна, чтобы признать, что он сказал те самые слова, в которых она нуждалась и которых ждала. Она вынудила его на это признание и ничуть не сожалела об этом, ибо оно осветило сумрачные джунгли ее собственных чувств и ощущений. Теперь ей было ясно, что она любит его, любит больше, чем власть, больше, чем корону. Перед ней был воистину сильный и решительный мужчина, ничем не похожий на капризного, слабого мужа-короля. С каждой минутой, которую она сейчас переживала молча, королева теряла остатки своего высокомерия, сопротивления чувству, которое дико и неистово, подобно морскому приливу, заполнило ее. Доктор отважился взять обеими руками холодные пальцы королевы. Каролина-Матильда задрожала, но не отняла руки…
* * *
По возвращении из путешествия в жизни Иоганна Фридриха Струензее произошли глубокие изменения. Приступы душевной болезни, которой страдал король, следовали один за другим. Его дух омрачался все больше и больше. Часами он просиживал молча, стуча зубами от страха, и вздрагивал от малейшего шума, сам не зная, какого врага боится. Даже когда его жена и Струензее приближались к нему, несчастный кричал от ужаса.
В виду неспособности ее супруга заниматься государственными делами, всевозрастающих интриг при дворе, Каролина-Матильда все больше и больше приближала к себе Струензее и упрочивала его влияние в государстве. Сперва он стал государственным советником, затем тайным советником, возглавлявшим кабинет министров. Его власть росла вместе с любовью королевы. 15 декабря 1770 года он потребовал отставки канцлера Бернсторфа. То был весьма почтенный старик, обладавший феодальными взглядами, которые сильно отдавали мрачным средневековьем. Тем самым Струензее практически завладел правительственной властью.