Аллегра озадаченно провела рукой по волосам, силясь припомнить что-нибудь из учебников или лекций.
— Пантеон был построен Адрианом примерно в сто двадцать пятом году нашей эры, так что никакой явной связи с Цезарем тут не усматривается, если вы об этом, — сказала она, пожимая плечами. — Начиная с седьмого века он обрел статус храма, но храма языческого, как те, что мы видели вчера.
— Да уж, выводов особых не сделаешь, — усмехнулся Галло, похлопывая себя по карманам пиджака, как будто пытался нащупать пачку сигарет, но вместо нее извлек пакетик с леденцами. Закинув один в рот, он сказал: — Вот, курить бросаю. — Про себя Аллегра отметила, что ей он леденца не предложил.
— Не сделаешь, — согласилась она кивая.
— Тогда что об этом скажете?
По его знаку двое криминалистов оттащили заградительные щиты. На алтаре лежало голое по пояс тело бородатого мужчины. Лежало лицом кверху, в открытых мертвых глазах застыл ужас. Рядом с головой мертвеца были установлены два белесых магазинных манекена — один маленький и согбенный, другой повыше. Склонив над покойником пустые, ничего не выражающие лица, они холодно взирали на него. Оба были без одежды, без волос, хотя по округлостям на груди можно было определить, что манекены женские.
Та манекенша, что повыше, левой рукой держала мертвеца за волосы, а правой сжимала короткий меч. Сам меч торчал из горла жертвы, из очень глубокой раны, едва ли не обезглавившей труп. Кровь из раны, залив алтарь, стекла на пол, образовав липкое озерцо.
Эта тщательно продуманная, прямо-таки постановочная сцена явно отдавала ритуальным характером. И более того: убитый почему-то казался Аллегре до странного знакомым.
— Кто это?
— А вы не узнаете? — Сальваторе был удивлен и наконец-то решился выступить вперед. — Его брат не исчезает с экранов телевизора. Они очень похожи.
— Да? И кто же его брат? — Аллегра нехотя разглядывала искаженное в муке лицо покойника.
— Аннибале Ардженто, — объяснил Сальваторе. — Сицилийский депутат. А трупешник — его брат-близнец Джио, еще известный как Джулио.
— Ганнибал и Юлий, — кивнув, подал голос Галло. — Вот вам и связь с Цезарем.
— А от меня-то вы чего хотите? — перебила его Аллегра, мечтая поскорее унести отсюда ноги.
— Вот это мы нашли у него во рту…
Галло протянул ей прозрачный пакетик для вещдоков. Даже не глядя, она уже знала, что там лежит.
Отель и казино «Амальфи», Лас-Вегас 17 марта, 23:02
Персональный лифт Кидмана открыл двери перед просторным залом размером никак не меньше теннисного корта. За распахнутыми окнами — буйная тропическая растительность, фонтаны с подсветкой.
На обтянутом черной шелковой драпировкой потолке красовались три роскошные люстры, словно струящееся жидкое стекло. Мебель «Хиспано-Суизо» 1926 года — сплошь мерцающий хром и полированный черный металл.
— Ну наконец-то прибыли. Отлично!
С балкона к ним вышел человек — в одной руке рация, в другой мобильник. Невысокий, жилистый, смугловатая кожа со следами выболевших прыщей, черные волосы сбриты почти под ноль. Каждые несколько секунд он не то что моргал, а прямо-таки морщился и корчился, словно ему что-то попало в глаз.
— Познакомься, Том, это спецагент Карлос Ортиц, — представила Дженнифер. — Я вызвала его на несколько дней нам в помощь.
— Отлично.
По непроницаемому выражению лица Ортица трудно было что-либо сказать — правда, Тому показалось, что он заметил у парня под воротничком татуировку — число «четырнадцать» римскими цифрами. Том даже знал, как это расшифровать. Число это соответствовало букве N — четырнадцатой букве алфавита и начальной букве слова «Norteños», названия коалиции латиноамериканских преступных группировок, орудовавших в Северной Калифорнии. Судя по всему, Ортиц прошел нелегкий путь от бандитских закоулков своей юности до тугого накрахмаленного воротничка рубашки, удавкой сжимавшего шею рядового фэбээровца.
— Будем надеяться, вы хотя бы наполовину окажетесь таким, каким она мне вас расписывала, — усмехнулся Ортиц. Том бросил вопросительный взгляд на Дженнифер, и та смущенно пожала плечами. — Вы получили конверт из Госдепа?
— Да, — кивнула она. — Но об этом позже. Ты лучше скажи, сколько нам ждать.
— Назначено на полночь, так что… меньше часа, — ответил он, глянув на часы — фальшивый «Ролекс-Ойстер» (Том определил это по секундной стрелке, которая не плыла плавно по циферблату, как это полагалось настоящему «ролексу», а нервно дергалась).
— Все уже на местах и готовы, — добавил Стоукс. — Шестеро агентов в игровом зале за столами и автоматами, еще четверо — у главного входа и запасного выхода. Два квартала оцеплены полицией.
— А с деньгами что? — поинтересовался Том.
— Два чемодана в сейфе, — поспешил успокоить его Стоукс. — Непомеченные несерийные купюры — в точности как они просили. Деньги вынесут, когда мы будем готовы.
— Тогда давайте подцепим к вам микрофон.
Ортиц подвел Тома к письменному столу, и только сейчас Том понял, что тот сделан из настоящего автомобиля — сиденья сняты, крыша и один бок машины срезаны, а на их месте красуется мраморная плита.
— У богатых свои причуды, верно? — Ортиц подмигнул Тому.
— Ну да, некоторые люди отличаются особо богатым воображением, — согласился Том.
Ортиц достал из ящика стола крохотный передатчик и, подождав, когда Дженнифер с улыбкой отвернется, помог Тому прикрепить его к внутренней стороне ноги, спрятав микрофон под рубашкой.
— Ну вот, найдет только тот, кто ищет любовь, а не провода, — сострил Ортиц, довольный тем, что все хорошо получилось. Он снова глянул на часы. — Пойдемте. Кицман просил проводить вас к нему до того, как мы спустимся в ифовой зал.
— А почему мы сразу с ним не встретились? — нахмурившись, спросила Дженнифер.
— Ну, он подумал, может, вы захотите сначала осмотреться.
Они вошли в лифт, и он помчал их вниз, остановившись на антресольном этаже рядом со входом в частную художественную галерею «Амальфи».
— Он просил подождать его внутри, — сказал Ортиц, кивнув в сторону двух охранников у входа.
Галерея представляла собой анфиладу залов, где размещалось порядка двадцати картин и несколько скульптур в стиле абстракционизма, установленных на стеклянные постаменты. Коллекция впечатляла, особенно своей дороговизной, и на память как-то сразу приходили недавние газетные заголовки, сообщавшие о том, как отличился Кицман, вбухав на аукционе неслыханные по мировым понятиям деньги за одну из работ Пикассо. Том отыскал ее глазами среди полотен Сезанна, Гогена, Ван Гога, Мане и Матисса.
— Впечатляет, правда? — шепнула Дженнифер, словно угадав его мысли. — Хотя по мне, так все это выглядит как-то немножечко…