Обнорский сидел на заднем сиденье между двумя крепкими тренированными мужиками. «Волга» нырнула под Литейный мост, но, к удивлению Андрея, прошла прямо, дальше по набережной. Большой Дом остался сзади, слева, на противоположном берегу Невы. Шевельнулось нехорошее предчувствие.
— Куда мы едем? — спросил Андрей.
— Не волнуйтесь, Андрей Викторович, мы едем на конспиративную квартиру. Встреча носит неофициальный характер.
Противно заныло в затылке, вспомнилось предупреждение Никиты и собственный самоуверенный ответ: на меня у смерти все лимиты выбраны.
Свернули на Кантемировскую. У моста стояла милицейская машина, гаишник и двое омоновцев. А если…
— Бросьте, Обнорский. Глупости все это, — сказал один из комитетчиков, не поворачивая головы. — Раньше надо было думать.
У «Лесной» снова повернули. В глубине квартала возле неприметного здания со стальной дверью машина остановилась. Никаких вывесок, табличек, только телевизионная камера и переговорное устройство справа от двери. Щелкнул дистанционный замок, Андрея провели внутрь. «Волга» отъехала. Щелкнула, закрывшись, дверь за спиной.
— Извините, Андрей Викторович, — бесцветным голосом сказал сотрудник ФСК и сноровисто обыскал Обнорского. После этого он ушел куда-то в глубь коридора, а Андрей остался в просторном предбаннике под контролем второго комитетчика и охранника в камуфляже. Охранник сидел за столом с монитором и микрофоном. Вдоль другой стены стояли несколько стульев и стальной шкаф. Больше в помещении ничего не было.
Через минуту первый комитетчик вернулся и сказал:
— Вас ждут. Следуйте за мной.
По зеленому линолеуму Обнорский пошел вслед за ним мимо одинаковых коричневых стальных дверей без каких-либо надписей или номеров. Все они были закрыты. Андрею почему-то казалось, что в помещениях за этими дверьми пусто. Он ошибался — почти в каждом находились люди. Все они были заняты серьезной работой.
— Сюда, — сказал Обнорскому его сопровождающий. Или конвоир?
Андрей шагнул внутрь, охранник вошел следом и плотно прикрыл дверь. Из-за стола на Обнорского внимательно смотрел среднего роста мужчина лет сорока пяти. Он рассматривал Андрея несколько секунд.
— Здравствуйте, Андрей Викторович, — сказал, поднимаясь из рабочего кресла, хозяин кабинета. Обнорский смотрел на него с нескрываемым удивлением. — Что, не ожидали? Или не узнали?
— Признаться — не ожидал, — выговорил Андрей после некоторой паузы.
— А лучше бы не узнали, — сказал Наумов весело. — Примета есть: не узнанному богатым быть.
— Вы и так человек не бедный.
— Растяжимое понятие, Андрей Викторович, — живо ответил Наумов, обходя стол и протягивая руку. — Субъективное… Зависит не от реального финансового благополучия, а от вашего представления о нем… Давайте присядем. В ногах-то правды нет.
— В жопе тоже, — сказал Андрей грубовато.
— Не понял, — Наумов посмотрел внимательными умными глазами.
— Поясню. Вы говорите: в ногах правды нет, и предлагаете присесть. То бишь опуститься на задницу. Я полагаю, что и в ней нет правды.
Некоторое время Николай Иванович смотрел молча. Он пытался понять, что это: хамство или грубоватый журналистский юмор? Потом весело рассмеялся и показал на кожаный диван в углу кабинета:
— Давайте все-таки присядем. Они опустились на упругие подушки дивана. Лицо у хозяина было приятное, дружелюбное. Андрей внезапно вспомнил, как они познакомились. Он тогда только начинал работу в городской «молодежке». Время было странное… лопались дутые авторитеты, ломались стены запретов. Угарное было время, азартное. В начале девяносто второго Андрей с группой единомышленников организовали неформальное агентство журналистских расследований. О, эта была интересная работа! Да и поле лежало перед ними непаханное… Один из острых материалов той поры коснулся Николая Ивановича Наумова. Разумеется, молодые журналисты даже представить себе не могли истинной роли Наумова в негласной городской иерархии. В официальной же Николай Иванович был фигурой незаметной. Дай Бог, коли входил он в первую сотню власть имущих… А если и входил, то где-то в самом-самом конце. Однако по сравнению с начинающим журналистом господин Наумов был колосс. Вот этот-то колосс и пригласил (именно так! личным звонком) Обнорского для беседы. Андрей считал — для разноса. На встречу с Наумовым он ехал спокойно, даже с любопытством.
Их беседа продолжалась около полутора часов. Большой человек держался на равных. Легко и непринужденно. О критической статье в газете упомянул вскользь, шутя. Они проговорили полтора часа обо всем и ни о чем. Наумов подробно рассказывал о себе, живо расспрашивал Андрея о службе на Ближнем Востоке, о работе в газете. Об увлечениях, музыкальных пристрастиях… Общаться с ним было легко.
В завершение беседы Николай Иванович сказал:
— Я ведь и батюшку вашего неплохо знаю. Даже как-то выпивать вместе доводилось. Человек он достойный. От своры наших жополизов всегда дистанцировался. За что его многие и недолюбливают, мягко говоря. Уважают, побаиваются… но не любят. Вижу, Андрей, и вас он с теми же изъянами воспитал.
— Это почему же с изъянами? — искреннее удивился Андрей.
— Иметь принципы в нашем отечестве — большая роскошь, Андрей Викторович. За это платить надо. Дорогой ценой платить…
— Вы считаете — лучше жить бесхребетным пресмыкающимся?
— Отнюдь, — сказал Наумов. — Пресмыкающихся в русском языке, как вы знаете, называют гадами. Что ж хорошего быть гадом? Но чтобы прожить жизнь не сгибаясь… нужно быть готовым платить. Помните, у Гребенщикова: Мы стояли очень гордо. Мы платим вдвойне?
— Помню, — ответил Андрей. — А коли не секрет, Николай Иванович, зачем вы меня пригласили? Разговор у нас с вами получился интересный, но неконкретный.
— Помилуй Бог, Андрей Викторович… Просто хотел с вами пообщаться. Вы, молодые, очень мне интересны.
Наумов произнес эти слова совершенно серьезно. В тот раз Андрей так ничего и не понял.
…Они опустились на упругие подушки дивана.
— Вы извините, что я вас вот так, без предупреждения, сюда пригласил. Обстоятельства неординарные, к сожалению.
— Вы меня пригласили? — Андрей выделил последнее слово. — А я думал, арестовали.
— Э-э… научи дурака молиться — он лоб расшибет. Перестарались, значит. Извините. Однако обстоятельства действительно форс-мажорные. Я вас хотел видеть, чтобы поговорить о вашей судьбе и о судьбе Екатерины Дмитриевны.
Андрей почувствовал комок в горле. Сглотнул. Бешено забилось сердце, на лбу выступила испарина.
— Не понял, — сказал он глухо, понимая, что говорит ерунду. — Не понял… о какой судьбе? И о какой Екатерине Георгиевне?
Николай Иванович кивнул мужчине, который привел Обнорского, и тот вышел. Наумов испытующе посмотрел на Андрея.