Геннадий Петрович очнулся от своих тяжелых дум, ощутив в животе некое томление. Это обстоятельство настроение подполковника улучшить не могло.
Была в организме Ващанова одна особенность, весьма, в общем-то, для него полезная: как только в жизни офицера милиции намечались какие-то сложности, непонятки или неприятности, нападала на Геннадия Петровича «медвежья болезнь». Как у хорошего солдата перед боем. Сбоев не было ни разу, вот и на этот раз прихватило — значит, разговор с Виктором Палычем предстоял действительно серьезный, с самыми любопытными последствиями…
Ващанов ракетой влетел в свой персональный туалет и вышел оттуда только минут через двадцать, тяжело отдуваясь, как после трудной работы.
Физическое облегчение способствовало общему выравниванию настроения, вообще каждое посещение персонального клозета было для Геннадия Петровича делом приятным — оно напоминало подполковнику о том, что он уже достиг «степеней известных», которые избавили его от печальной необходимости захаживать в общий сортирчик, где писсуары и унитазы постоянно засорялись и выходили из строя…
Ващанов походил по кабинету, постепенно успокаиваясь, наконец не выдержал и извлек из шкафа свой подполковничий китель. Примерив мундир, Геннадий Петрович придирчиво осмотрел себя в зеркале клозетного предбанничка (там стоял у него маленький холодильник с напитками для «нужных людей») и остался доволен. Китель украшали две медали «За беспорочную службу» — второй и третьей степеней, — университетский значок и пятиконечный, старого образца знак «Отличник милиции». Характерным жестом Ващанов закинул назад падавшую на лоб челку, за которую называли его в ОРБ за глаза Чубиком, и втянул живот.
Животик Геннадия Петровича немного удручал, но ничего поделать с его ростом подполковник не мог — не мальчишка же он в конце-то концов, чтобы мучить себя в спортзале. А то, что некоторые остряки оэрбэшные называют первого зама подполковником с запасом, так это от зависти, не иначе… И не такой уж большой живот, кстати говоря, — в куртке, например, практически незаметен.
Ващанов глянул на часы и заторопился — ему пришло в голову, что можно еще заскочить к Светлане — перед встречей с Антибиотиком будет даже полезно немного расслабиться, стравить, так сказать, лишний пар…
Должность позволяла Геннадию Петровичу уходить с работы в любое время и не ставить при этом в известность никого, кроме непосредственного шефа, начальника ОРБ полковника Кузьменко, но Дед Кузя (так прозвали опера полковника) как раз приболел — он вообще стал часто болеть в последний год, так что Ващанов практически постоянно был сам себе хозяином. Служебную машину подполковник решил не брать — все-таки не домой собирался ехать, а к любовнице… Оно, конечно, не восьмидесятые годы на дворе, и с внебрачной половой жизнью у милицейской номенклатуры стало попроще; разводы и адюльтеры уже не ломали карьеры с таким смачным хрустом, как в недавние партийные времена, но все же… Как говорит тот же Виктор Палыч, главное — не борзеть и не зарываться, и в этом старик, несомненно, прав. Дело ведь не только в том, что у первого заместителя начальника ОРБ есть любовница, — у кого их нет, любовниц-то, дело, как говорится, житейское… Вопрос в том, кто она, эта любовница. Одно дело — какая-нибудь учительница, или врачиха, или следачка из прокуратуры, словом, баба непритязательная и «социально близкая». И совсем другое дело, если пассия танцует в шоу-программе в «Тройке», если ноги у нее такие, как у девочек на японских календарях, да и грудь с задницей не хуже… Такую ляльку открыто держать в постоянных любовницах — это все равно что на работу внагляк приезжать на личном «мерседесе», только самый тупой не задумается: а откуда, собственно, у честного — и, стало быть, бедного — мента средства на приобретение и содержание такого шикарного «аппарата»?
Поэтому Геннадий Петрович, выскочив из Большого дома, сел на автобус, переехал на нем Литейный мост и, выйдя на улице Лебедева, поймал такси.
К Светлане он прибыл за полчаса до назначенного им самим срока — танцовщица не ждала его так рано и встретила в халате.
— Ой, Гена, ты же сказал, что в семь приедешь… — залепетала женщина, открыв дверь Ващанову.
— Реализация у нас сегодня внеплановая, Светик, — буркнул в ответ Геннадий Петрович, быстро снимая куртку в прихожей.
Света даже, что называется, ойкнуть не успела, как Ващанов затащил ее в комнату, наклонил к дивану, задрал халат и, приведя таким образом «аппарат» в рабочее состояние, пристроился сзади, не снимая ботинок. А что делать, если времени в обрез? Ментовский секс — это, как правило, быстро и угрюмо. Зато от души…
Через десять минут обалдевшая от неожиданного напора Светочка убежала на кухню ставить кофе, а разомлевший Геннадий Петрович раскинулся на диване, довольно почесывая живот. Лихой кавалерийский наскок напомнил Ващанову бурные дни милицейской молодости. Эх, какие они в лейтенантские годы с ребятами фортеля выкидывали! И пили, и трахались, и не боялись никого. А сейчас… Геннадий Петрович почувствовал, как настроение снова начинает портиться, но в этот момент в комнату впорхнула Света с дымящейся чашкой кофе и бутербродами на подносе. Проехавшись взглядом по ее формам, Ващанов снова повеселел.
— Не бережешь ты себя, Геночка, — укоризненно покачала головой Светлана.
По-бабьи подперев щеку, она облокотилась на стол и наблюдала, как подполковник торопливо заглатывает угощение. — Нельзя же так… Опять небось целый день голодный…
— Служба, Светик, служба, — глубокомысленно промычал с набитым ртом Геннадий Петрович и взглянул на часы. — Ого! Время-то как бежит!
Ващанов завозился на диване, собираясь встать, но Светлана обиженно надула губы:
— Уже уходишь? Гена, у тебя на все время есть, кроме меня! Я жду, жду, а ты появляешься, как всегда, на минуточку! Я ведь женщина все-таки! Между прочим, ждущая и любящая, а ты меня только «минуточками-минеточками» кормишь! А мне мало этого, понимаешь, мало!
В голосе Светы отчетливо прорезались неподдельные рыдающие нотки, и Геннадий Петрович самодовольно улыбнулся: что говорить, приятно, когда такая роскошная женщина страдает из-за скоротечности и редкости свиданий…
— Ну пойми ты, Светик-семицветик, работа у меня такая, — ласково начал увещевать танцовщицу Ващанов, залезая рукой за вырез тонкого шелкового халата Светланы (а там было что потрогать — как говорится, полная запазуха). — Думаешь, я не скучаю, не хочу побыть с тобой подольше? Потерпи, скоро все устаканится… Кстати, что ты там говорила насчет минеточки? Успеем по-быстренькому, а?
— Ты же опаздываешь, Геночка, — робко попыталась возразить Света, но Геннадий Петрович уже крепко ухватил ее за затылок и притянул к себе.
— Давай, давай, лапонька, успеем… Вот так… О-о-ой, хорошо… Успеем, долго ли умеючи-то…
«Умеючи-то как раз долго», — хотела было возразить Ващанову Светлана, но делать этого не стала: в свое время «серьезные люди» строго-настрого приказали ей ублажать Геннадия Петровича по полной программе и ни в чем никогда не перечить… К тому же Света была достаточно воспитанной петербургской дамой и никогда не разговаривала с набитым ртом…