— Понятно… — протянул майор. — А кроме нее ты с кем-нибудь еще по делам советуешься?
— Нет, — покачал головой Олафсон. — Разве что с моей фру иногда, с Риткой… И то — она бизнесом не очень интересуется, все больше домом.
— Ясно, — Назаров погасил в пепельнице сигарету и задумчиво спросил, словно сам себя: — Рахиль Даллет… Имя-то какое-то странное для советской еврейки…
Костя махнул рукой:
— Так они же, евреи наши, когда в Израиль переезжают, как правило, меняют имена и фамилии… Вы разве не знали?
— Нет, — ответил Назаров. — Не знал…
Они просидели в кафе еще часок, болтая уже о разных пустяках, Аркадий Сергеевич при этом, однако, напряженно думал — не могла ли «утечка» информации о контейнерах с «Абсолютом» пойти через эту Рахиль Даллет… Вряд ли, конечно… Зачем ей это? Если только случайно… Но ведь Олафсон сказал, что мадам Даллет почти ни с кем не общается… Хорошо бы о ней справки навести, может, она и впрямь питерская… Но как их наведешь, если она в Израиле имя поменяла?… А, вдруг, не поменяла? Надо, все-таки, попробовать «пробить»… Серегин, Серегин… А что, если «прокачать» компаньонку Олафсона через Серегина?…
* * *
Примерно в то же самое время, когда Назаров сидел в «Невском паласе» с Олафсоном, у руководителя фирмы «ТКК» Дмитрия Максимовича Бурцева также состоялась весьма важная и серьезная встреча… Пойти на нее Бурцева вынудила полученная еще утром информация об убийстве Гришина. Дмитрий Максимович не сомневался, что его заместитель погиб из-за где-то допущенной им ошибки в ходе отработки версии участия Плейшнера в похищении контейнеров с водкой. В случайное разбойное нападение Бурцев не верил — он считал, что какие-то гопники просто не смогли бы легко и просто зарезать хорошо подготовленного сотрудника у самого его дома… А раз так — значит Гришин шел в верном направлении, значит в этом раскладе действительно замешан Плейшнер.
Теперь дело уже было не только в похищении груза — погиб один из «своих». И не просто погиб, а был ликвидирован на заказ. Такое прощать было нельзя, люди бы не поняли… В результате, после недолгих размышлений, Дмитрий Максимович принял решение обратиться к руководителю одной охранной фирмы, в которой работали, в основном, бывшие сотрудники «комитета».
«Комитетчики» всегда стояли особняком от других охранных структур, где на работу принимали, кого попало. «Комитетчики» брали только своих — за редкими исключениями… Такая сложилась традиция. Свои-то были людьми проверенными, а стало быть надежными, а вот отставные менты, например, как правило тащили за собой целый шлейф нежелательных связей с криминальным душком… И молчать бывшие менты умели хуже, и купить их было легче… Чего там — если уж менты сплошь и рядом друг друга закладывают и в тот же «комитет» через одного «постукивают», то о чем, вообще, с ними говорить? «Комитетчики» же свою организацию строили как секту, как некий тайный орден, куда чужакам дорога была заказана…
Примерно по тем же соображениям Бурцев не стал «подтаскивать» к решению своих проблем ментовскую «крышу» с «Апрашки» — та крыша была хороша для мелких «терок-разборок», а коль скоро дела стали такими серьезными, что уже до трупов дошло, здесь надо идти к «своим». С охранной фирмой, руководителя которой Бурцев попросил о встрече, Дмитрий Максимович никогда не работал — надобность не возникала… Но, как говорится — все однажды случается в первый раз.
Шефа «комитетовской» охранной структуры Бурцев знал давно — когда-то даже работали вместе… Кстати, звали в это охранное предприятие и самого Дмитрия Максимовича, но тот отказался — посчитал, что в порту будет выгоднее и спокойнее. Никогда ведь не знаешь заранее, где найдешь, где потеряешь…
Бурцеву было известно, что у «комитетовской» охранной фирмы (свято чтящей Уголовный кодекс и работающей только с солидными клиентами) существовало особое и совсем не афишируемое подразделение, состоявшее в основном из ребят, работавших некогда в Управлении специальных операций… Эти ребята умели не только головой думать — они еще отлично действовали руками и ногами при необходимости. Многое умели эти ребята, а самое главное — они умели не оставлять следов после своей работы…
Встреча Дмитрия Максимовича с бывшим сослуживцем была не очень короткой и завершилась договоренностью: за «вписывание» в свои проблемы Бурцев гарантировал солидную сумму в валюте. Тут уж ничего не поделаешь: дружба дружбой, корпоративная солидарность солидарностью, но работать задарма — это вы извините… Работать за идею можно только при условии необходимого и достаточного финансового обеспечения со стороны государства. К слову сказать, Бурцев не «заказывал полностью» Плейшнера, то есть — речь о физическом устранении Некрасова не шла. По крайней мере на первом этапе. Дмитрию Максимовичу нужно было лишь, чтобы Плейшнера захватили, доставили в укромное место и там «поработали» с ним, если понадобиться — то и с «пристрастием». А дальнейшее уже зависело от информации, которую удалось бы из Плейшнера выжать…
Тянуть с осуществлением акции «комитетчики» не стали.
* * *
Вечером 10 мая Некрасов решил посетить баньку на Садовой — с девочками, как положено, чтобы расслабиться полностью… Милка-Медалистка куда-то запропастилась, и Плейшнер взял с собой двух совсем молоденьких «посекух» — он и имена-то их толком не запомнил.
Расслабиться Некрасов не успел не то, что полностью — даже частично. Девки даже не заголились еще, когда в предбанник сауны быстро и тихо вошли три человека в масках — обычного, кстати, роста и телосложения. Плейшнер открыл было рот, но его коротко ткнул в шею один из «гостей», и Скрипник тихо выключился… Потом двое пришельцев быстро залепили Мишутке рот пластырем, сковали руки наручниками и засунули бесчувственное тело в грубый дерюжный мешок — в таких поросят на продажу возят… Так же тихо и молча, подхватив куль, двое вышли из предбанника, а третий произнес одно-единственное слово, обращаясь к запертым проституткам:
— Свободны.
Вся операция по захвату Скрипника заняла несколько минут… Плейшнер очнулся еще в багажнике автомобиля и мгновенно сопрел от ужаса — надо, надо было постоянной личной охраной обзаводиться, давно пора подошла! И говорили ведь умные люди, советовали… Вон, Антибиотик — никуда без охраны, хотя кто на него руку поднять осмелиться? Осмелился один в прошлом году, так его сами же мусора и взяли… Но он-то, Мишутка — не Виктор Палыч, не того калибра. Вот и доигрался хрен на скрипке — больно музыку любил…
Везли Плейшнера долго, потом наконец машина остановилась, Некрасова, словно скотину бессловесную, вынули из багажника, понесли куда-то… Наконец, мешок развязали и пленника вытряхнули на пол.
Плейшнер заморгал глазами от яркого, как ему казалось, света — а на самом-то деле подвал, в котором он оказался, избытком иллюминации не страдал. Некрасов замычал что-то, и человек в маске шагнул к нему, резко сорвал пластырь с губ — Мишутка только охнул… Впрочем, Плейшнер постарался сразу взять себя в руки — ему было очень страшно, но сказалась лагерная закалка, там хорошо учили скрывать страх и слабость, слабых и боязливых «опускали»… Скрипник подвигал губами, сплюнул и сказал, переходя из лежачего положения в сидячее: