После той ноябрьской ночи прошло почти четыре года, за которые они смогли увидеться всего семь раз. Актерская профессия требует практически такой же полной самоотдачи, как и профессия опера. Дашина звезда зажигалась все ярче, и у нее, как и у Никиты, практически не было свободного времени — все съедали репетиции, спектакли, съемки, гастроли, фестивали…
* * *
Никита Никитич вздрогнул и очнулся от незаметно подкравшейся вязкой дремоты. Несколько мгновений он удивленно смотрел на свой стол и на разложенные на нем бумаги — будто не совсем понимал, где он, и что, собственно, делает… Ах, да… Его вызывал к себе Ващанов — разгон давал за статью, которую Серегин написал. Что он еще говорил? Да, что работать надо лучше… Потом Кудасов вернулся к себе в отдел, сел за стол и достал из сейфа «досье Челищева», собирался еще раз его полистать… Как же это он умудрился задремать — прямо над бумагами, которые никак не предназначены для чужих глаз? А если бы кто-то к столу подошел? Грипп, это все грипп этот… Вымотал совсем. Отлежаться бы, действительно. А с другой стороны — вроде, и отпускает уже… Нельзя сейчас болеть, именно сейчас — нельзя. Когда такой прессинг идет, никак нельзя никакую свою слабость показывать… А ведь точно — все с Мухи и Ильдара началось… Антибиотик… Какая-то мысль интересная была по поводу Мухи и Антибиотика… Кудасов потер виски, но голова соображала плохо — видимо, дремота не до конца еще прошла. Муха и Антибиотик… Нет, мелькнувшая мысль упрямо не желала высвечиваться в мозгу повторно. И черт с ней! Вспомнится, никуда не денется…
Шеф 15-го отдела снова уткнулся в листы досье, переданного ему Обнорским. Особенно внимательно он рассматривал вычерченную Челищевым схему — она состояла из квадратиков, кружочков и треугольников, внутри которых были написаны имена и клички. Это была схема «империи» Антибиотика — такая, какой она представилась бывшему следователю прокуратуры… Конечно, Челищев не мог знать всего. На отдельных листах некоторые элементы расшифровывались более подробно, кое-каким фигурантам давались развернутые характеристики с указанием черт характера, пристрастий и слабостей.
В свое время Кудасов слышал о Сергее Челищеве много хорошего от знакомых работников прокуратуры — дескать, парень головастый, компанейский, «следак», кстати говоря, очень грамотный… Лично столкнуться с Сергеем Никите Никитичу не довелось ни разу… А потом, с осени 1992 года, о Челищеве пошла совсем другого рода информация — циничный, жестокий человек, лидер одной из группировок, ближайшая связь Олега Званцева, замыкавшегося непосредственно на Виктора Палыча Говорова…
В процессе изучения досье, перед Кудасовым возникал третий образ Челищева — нервного, измученного, выжегшего себя изнутри совестью парня… Нет, Никита Никитич не жалел покойного Черного Адвоката — Кудасов вообще не был человеком жалостливым. «Сам себя парень в угол загнал, — думал шеф 15-го отдела, переворачивая страницы досье. — Заблудился в трех соснах… Видать, стерженек-то внутренний у него ломким оказался…»
Кудасов раздраженно потер лоб — он не любил слабых людей, вернее, слабых мужиков. Слабость, считал он, украшение женщин. Как можно рассчитывать на слабого мужчину? Ведь погубит же такой и себя, и того, кто на него положился… Вот как Челищев этот — сам погиб, своего друга Званцева сгубил, еще кучу покойников вокруг себя наскирдовал. Даже бабу свою уберечь не сумел. У мужа законного отобрать умудрился, по слухам даже ребенка ей заделал — а от пули отвести не смог… Правда, труп Екатерины Званцевой обнаружен не был, но Кудасов не сомневался в том, что и она погибла в той июньской мясорубке… Разве могла уйти далеко одна слабая беременная женщина? Шлепнули где-то и закопали. От Антибиотика уйти трудно — а в том, что Челищева и остальных убрал Виктор Палыч, Никита Никитич был уверен… Толку-то что, в этой уверенности? Доказательства отсутствовали… Если бы этот Челищев, вместо того, чтобы в Рембо играть, вышел бы на нормальное сотрудничество!
Кудасов зло скрипнул зубами и поймал себя на мысли о том, что раздражение-то надо направлять не на покойного Сергея… Он-то как раз выйти на контакт пытался, да Степа Марков очень не вовремя погиб… Хотя — разве может хороший человек погибнуть вовремя? А потом, как раз он, Кудасов, а не какой-то дядя, упустил время, не успел найти Челищева… Какой источник информации мог бы из парня получиться! И жив был бы… Нет, лукавил сам с собой Никита Никитич — подсознательно Сергей Челищев все-таки вызывал у Кудасова труднообъяснимую симпатию — потому и злился начальник 15-го отдела.
Многое из того, что Челищев собрал в свое досье, было известно Никите Никитичу и раньше, но попадалась там и абсолютно эксклюзивная информация. Например, о том же Мухе… Кудасов перелистнул несколько страниц и нашел заинтересовавшие его строки: «Так… Мухин Всеволод Петрович… Характеристики пропускаем, там ничего нового… Так… Ага — „предположительно должен замкнуть на себя сферу торговли энергоносителями через следующие фирмы и государственные предприятия… Новая схема фактически позволяет установить монополию…“ Вот оно что… Монополия…».
Кудасов снова потер лоб и невидящим взглядом уставился в стену. Если Челищев не ошибался — тогда понятно, почему такая суета после ареста Мухи началась. Нефть и бензин… Новая схема, позволяющая монополизировать золотоносную жилу в регионе… А ведь Питер — это еще и выход на Запад, это «нефтяные терминалы»! Если Муха был ключевой фигурой в раскладе, если успел замкнуть на себе основные контакты… Тогда каждый день его пребывания в тюрьме — это колоссальные, трудно предотвратимые убытки для «империи». А Челищев, похоже, не ошибался… Нет, все-таки, как глупо у парня жизнь сложилась! Сам виноват, и жалеть его нечего… В благородного мстителя поиграть решил, с Антибиотиком в одиночку потягаться…
«Почему же в одиночку? — возразил сам себе Кудасов. — Он ведь все-таки в Генпрокуратуру обращался, досье для них составлял…». Помимо воли, мысли Никиты вновь начали крутиться вокруг пакета, изъятого Ващановым в 354-ом отделении связи… Хоть и защищал Кудасов Геннадия Петровича перед Обнорским, а ведь и вправду — странная какая-то история с этим досье произошла. Ващанов-то его забрал, кстати говоря, в тот день, когда Челищев еще был жив…
Обнорский… Журналист нравился Никите Никитичу — нравился, может быть, как раз тем, чего не было в самом Кудасове — горячностью, некоторой склонностью к авантюризму, своеобразным чувством юмора… Нет, все это, конечно, не главное, — начальник 15-го отдела просто почувствовал в Серегине родственную душу, потому что журналист был таким же упертым, таким же «зацикленным» на своей работе, как и Никита… Из Андрея мог бы хороший опер получиться… Такой, какой бы при необходимости пошел до конца, невзирая на риск… Да он и сейчас-то норовит влезть в такие темы, в какие не то, что журналисту — оперу-то подготовленному соваться опасно… И голова у него варит, и чутье есть. Плохо только то, что Андрей на свое «верхнее чутье» полагается больше, чем на неоднократно проверенные факты — видно все-таки что парню, как говорится, школы не хватает… Но и интуицию его не стоит игнорировать, «шестое чувство» — оно у некоторых людей развито почти до экстрасенсорных способностей…
Кудасов вспомнил свою вчерашнюю встречу с журналистом — они пересеклись поздно вечером в маленьком кафе на Суворовском. Серегин был в каком-то совершенно заведенном состоянии, курил одну сигарету за другой, матерился безостановочно… У него что-то не складывалось в газете — там, несмотря на смену главного редактора, дела шли все хуже и хуже, тираж падал, зарплату постоянно задерживали… Странный у них получился разговор. Андрей продолжал наезжать на Ващанова, настаивал на том, что Геннадий Петрович, недавно получивший полковничье звание, ведет двойную жизнь… В качестве нового аргумента журналист привел совершенно «убойный» факт: