Глеб ушел, а мы остались колдовать над картой. Через час при помощи адресных электронных баз данных мы кое-что вычислили.
9
В пять часов вечера мы уже были на Малом проспекте, около дома, куда были сделаны четыре из шести звонков, совершенных после убийства. Нужная нам квартира находилась на третьем этаже. Сам дом казался более-менее крепким, не таким разваливающимся, как соседние. Двор был хоть и колодцем, но в центре его росло дерево.
Мы стали решать, под каким предлогом будем проникать в квартиру. Хорошо еще, что не взяли с собой Спозаранника, я слишком хорошо помнил, чем закончился наш ночной поход в детский дом. В тот раз наш герой по лестнице забрался на второй этаж, вскрыл окно, похитил дискету, а потом мы все попали в руки милиции. В конце концов, так и не составив никакого плана, мы вошли в подъезд.
Зудинцев позвонил в дверь. Долго никто не открывал, потом послышались шаги, и мужской голос спросил: «Кто там?».
— Телеграмма! — ответил я классической фразой.
Считается, что никто в наши дни не открывает на такие слова, но, на самом деле, народ у нас доверчивый, а мы просто воспользовались тем, что в двери не было глазка. Дверь открылась. На пороге стоял парень лет двадцати. Увидев вместо тетеньки-почтальона трех мужиков, он открыл было рот, но Зудинцев бесцеремонно отодвинул его рукой и вошел в квартиру. Шаховский последовал за ним вторым, а я закрыл за нами дверь и заявил:
— Что уставился? Документы!
— А вы кто? — спросил парень.
— А ты, уголовничек, не понял, да? Документы!
Я наступал на него, и ему пришлось отойти назад. Он был одет в джинсы и красную рубашку. Ребята тем временем успели обойти всю двухкомнатную квартиру и убедиться, что никого больше дома не было. Парень достал из кармана рубашки паспорт и протянул мне. Я раскрыл его и начал изучать, не зная толком, что говорить дальше.
— Так, может, покажете удостоверения? — не унимался парень.
И тут с Шаховским произошло то, что обычно случается с милиционерами, а не с бывшими рэкетирами. Он подошел к парню, заглянул ему прямо в лицо и очень «по-жегловски» сказал:
— Я тебя сейчас в камеру отправлю, если будешь грубить. Рычи там на своих подельников-жуликов. Где телевизор?
— Какой телевизор? — очень удивился хозяин квартиры. — В комнате, вот на тумбочке стоит.
Тут сработал уже Зудинцев. Он заорал на парнишку громовым голосом, от которого тот даже немного присел. В глазах «допрашиваемого» было полное непонимание. Он никак не мог понять, что происходит.
— Только не ври нам, врать грешно, а ментам врать вдвойне грешно, понял? Ты квартиру на Московском ограбил?
— Какую квартиру? Товарищи милиционеры, вы ошибаетесь, я ничего…
— А кто тогда, а? — ревел на него Зудинцев. — Ты лучше не ври, мы же все знаем! Сдали тебя твои же подельники. Один из них у нас уже явку с повинной пишет и на тебя весь расклад дает. Так что все, пиздец тебе, допрыгался.
— Честное слово, я не…
— Так! Клиент не понимает, надо к нам везти. Только сегодня ваша очередь колоть, потому что я об вчерашнего кулак сбил, — сказал Зудинцев, обращаясь к нам.
Шаховский внимательно разглядывал парня. Судя по выражению его лица, ему в голову пришла какая-то идея.
— А может, действительно, не он, а? — спросил Шах у нас. — Дай-ка нашу бумагу.
Я дал ему распечатку таксофонной карты. Шах посмотрел на нее и спросил у хозяина квартиры:
— Ты где был второго октября с девяти до десяти часов вечера?
— Дома.
— Кто может подтвердить?
— Мама.
— Не годится, она заинтересованное лицо. Кто еще? Может, кто-нибудь в гости заходил?
— Нет, не помню. Да послушайте же вы, я честное ело…
— Цыц! — рявкнул Зудинцев, перехватывая у Шаха инициативу. — Вспоминай тот вечер: что делал, что по телевизору было, кто тебе звонил, кому ты звонил?
Парнишка задумался. Выглядел он довольно испуганным.
— Есть, вспомнил! просиял он. — Мне два раза Андрюха Таранкин звонил! Мы с ним футбол обсуждали. «Зенит» — «Спартак». Там судья сволочь, москвичами подкупленный…
— Стоп! — остановил его Шах, глядя в распечатку. — А в другие дни он тебе звонил?
Парень задумался.
— Да он постоянно звонит мне. Мы с ним в одной группе учимся в техникуме.
Вчера утром он мне звонил, спрашивал про Катьку…
— Во сколько звонил? — задал уточняющий вопрос Шах.
— Часов в восемь, что ли… Ну, может, в половине девятого. Но не позже, потому что потом я учиться ушел.
— Хорошо, мы проверим твои слова. Давай адрес твоего дружка.
— И альбомы с фотографиями неси, — добавил я.
— Зачем? — удивился он.
— Надо! Неси, тебе говорят! — поддержал меня Шах.
Парень принес фотоальбомы. Мы попросили его найти фотографии, на которых был запечатлен его товарищ Андрей Таранкин, который нас очень заинтересовал. Таких фоток было штук десять. После чего мы настоятельно рекомендовали не звонить Андрею домой, объяснив это тем, что тогда мы подумаем, будто они сговариваются, и не поверим словам единственного свидетеля.
— А ты сам понимаешь, в каком положении ты сейчас оказался. Мы можем «закрыть» тебя на десять суток по подозрению.
А за столько дней ты у нас во всем сознаешься, даже в убийстве Старовойтовой. Ты же парень умный, сам понимаешь, нам надо на кого-то глухари списывать. Ну все, чао.
Фотки потом тебе занесем.
Мы покинули квартиру. Сев в машину и отъехав немного от дома, остановились, чтобы обсудить наши дальнейшие действия.
— Ну, допустим, что мы теперь знаем, кому принадлежит карта. Но вдруг он ее нашел? — выразил сомнение Зудинцев.
— Так-то оно так, может, и нашел. Но других-то вариантов у нас все равно нет, — сказал я. — Этот Вадик сейчас звонит Таранкину, просит подтвердить, что тот действительно звонил. Но мне кажется, что если это Андрей мочит бомжей, то звонок Вадика его вспугнет. Трудно связать бомжей и квартиру на Московском.
— Я тоже так думаю, — вступил в разговор Шах, — но карта точно Таранкина, нам этот полупокер два точных звонка назвал, причем которые в разные дни были. Надо ехать к Таранкину, беседовать.
И мы поехали к нему домой на Гаванскую улицу. По дороге Зудинцев издевался над Шаховским:
— А ты, Шах, точно в милиции никогда не работал? У тебя так профессионально получилось, мне даже понравилось!
— Где, когда я работал — это мое дело, а вот как ты в хаты входишь — это мне тоже кое-что напоминает. Ты никогда, часом, квартирными разбоями не промышлял?