— Уезжать навсегда придется?
— В жизни ничего не бывает навсегда, — вздохнув, ответил Челищев и закурил очередную сигарету.
Примерно в километре от дома старого тренера Сергей велел Сашку остановиться, вышел из машины и, предупредив, что вернется часа через три, направился к хуторку. Майское солнышко потихоньку набирало силу, листья вовсю вылезали из почек, и все в природе радовалось обновлению. Сергей любил май больше всех остальных месяцев в году, с его приходом он сам всегда оживал. Но сейчас его душу не отпускала жестокая февральская стужа.
Подойдя к дому Федосеича, Челищев услышал доносившиеся со двора тяжелые удары колуна. Ворота были открыты, Сергей вошел и увидел знакомую высокую фигуру, легко разваливавшую огромные березовые чурки. У Челищева вдруг перехватило дыхание и защипало в глазах.
— Здорово, Олежка… Званцев обернулся к нему, сжимая одной рукой большой колун, и заулыбался:
— Серый! А ты чего прискакал раньше времени? Договаривались ведь на субботу… Они обнялись, и Сергей вдруг уткнулся лицом в плечо Олега.
— Э-э, ты чего, братишка, случилось что? С Катькой?!
Челищев отрицательно качнул головой:
— Случилось, но не с ней. С ней все в порядке. Сейчас расскажу все, дай отдышаться только.
Они присели на березовые бревна, закурили, и Челищев вдруг снова с пронзительной отчетливостью вспомнил все, что произошло между ними в тайнике под стойкой бара в «свинарнике», где они прятались от омоновской облавы…
Устроители тайника под стойкой бара явно не рассчитывали на то, что в нем будут скрываться одновременно двое, да еще таких габаритов, как Званцев с Челищевым. Олег и Сергей вынуждены были сидеть скорчившись, прижимаясь друг к другу. Сверху еле различимо доносились тяжелые шаги, потом стало слышно, как залаяла собака. Кто-то завизжал, зазвенело разбитое стекло — судя по всему, в баре начали бить крупье.
Олег вздохнул и шепотом сказал:
— Если они запустят сюда пса — нам конец…
— Почему обязательно конец? Может, наоборот — начало?… — решил поддержать беседу Сергей. Ну не сидеть же в полной темноте молча.
— Много ты об этом знаешь, — раздраженно ответил Званцев. — Начало… Ты вообще ментам должен в ножки поклониться: если бы не они, ты бы еще полчаса назад покойником стал… Они снова замолчали, думая каждый о своем. На этот раз паузу нарушил Сергей:
— Интересно, по чью они душу — за мной или за тобой снова?
— Не знаю, — Олег пожал плечами. — Если они нас здесь найдут, обоим мало не покажется…
— Покурить бы, — вздохнул Челищев, но Званцев отрицательно мотнул головой:
— Нельзя, собака может учуять, да и вытяжки здесь никакой — задохнемся… Терпи. Лучше объясни, что ты там нес насчет сына. Какой сын, чей?
— Я же покойник?… — невесело усмехнулся Сергей, но Званцев перебил его, не дав договорить:
— Не юродствуй! Сейчас не до шуточек, рассказывай, что знаешь!
Когда очень рассерженного человека обстоятельства вынуждают говорить шепотом, получается не очень страшно. Сергей улыбнулся против воли, надеясь, что Олег этого в темноте не заметит…
— А что тут рассказывать? В августе ему будет восемь лет, зовут Андреем. Сроки можешь сам посчитать. Катька от тебя тогда залетела, а Гончарову своему, покойнику, ничего не сказала — он в Швейцарию в длинную командировку уехал. А она подалась рожать к бабушке своей в Приморско-Ахтарск, там сына и оставила… Вот и все.
В темноте лица Олега было не разглядеть, но по его прерывистому дыханию Сергей понял, что Званцев просто в ауте от свалившейся на него новости. После долгой паузы Олег наконец взял себя в руки и спросил:
— Почему же Катька молчала все эти восемь лет? Ну, сначала еще понятно — а потом-то? Мы же расписались…
— Почему-почему… — на этот раз завелся Челищев. — Жизнь у тебя очень красивая, вот почему!
Олег сердито засопел:
— Можно подумать, что твоя жизнь лучше! Все мы из арестантского мира…
— Вот-вот! — язвительно продолжил Челищев. — Тебе хоть раз в голову приходило, что ни одна баба не хочет, чтобы ее ребенок в таком мире рос?
— Много ты понимаешь! — взорвался Олег и схватил Челищева за грудки. — Да она сама… А ты… Ты, стало быть, ее пожалел, утешил да еще и трахнул заодно, паскуда!
— Убери руки, мудак! — Сергей локтем сбил захваты рук Званцева, оба напряглись и тут же одновременно замерли, прислушиваясь к звукам сверху. Там продолжали топать тяжелыми казенными сапогами.
Постепенно успокоившись, Сергей и Олег отпустили друг друга и снова надолго замолчали. О чем они думали, что вспоминали? У обоих было и что вспомнить, и над чем задуматься.
— Олежа…
Званцев вздрогнул. Когда-то, очень давно, Сергей называл его так в те минуты, когда они говорили о чем-то очень важном и сокровенном. Все эти разговоры остались в далекой прежней жизни. Да и была ли она?
— Чего тебе? — буркнул Олег, сердясь на себя за то, что, когда Сергей назвал его «Олежей», у него екнуло сердце.
— Олежа… Ты меня выслушай, не перебивай… — Челищев глубоко вздохнул, словно перед нырком, потом медленно выдохнул. — Мне очень плохо, причем уже давно… Я, Олежа, жить не хочу, да и не могу… Только сам мучаюсь и остальным горе приношу… Мне от тебя смерть принять будет легче, чем от кого-то, только ты меня похорони по-человечески, к Вальтеру не вози…
— Ты че? — опешил Олег. — Ты че городишь-то?
— Подожди, не перебивай, — Сергей нашел в темноте руку Званцева, тот для вида попытался вырвать ее, но Челищев вцепился в нее крепко.
— Олежа… Пора точки расставлять… Я — лишний в раскладе. Не будет меня — всем станет хорошо. Тебе. Кате. Да и мне тоже… Об одном жалею — не хватило сил упыря этого кончить, Виктора Палыча… Я его напоследок оставил, да вот — не хватило меня… С тобой хотел сквитаться, да тоже уже рука не поднимается.
— Серега, — голос Званцева был полон растерянности и тревоги. — Серый, ты что, бредишь? Ты чего несешь-то? За что сквитаться-то?
Челищев продолжал говорить свистящим полушепотом, будто не слыша Олега:
— Это я Катерину определил в «Кресты».
— Что?! Ты?!
— Я.
Званцев закрутил головой, отказываясь верить услышанному. Олег почувствовал, что если сейчас он не поймет, что происходит с Сергеем, то будет жалеть об этом весь остаток своих дней.
Олег с усилием сглотнул и спросил по возможности спокойно:
— А зачем… ты ее в «Кресты»? Челищев усмехнулся:
— Ты еще не понял? За отца и мать… Я думал, ты сам догадаешься… За предательство, которого я от вас не ожидал.
Званцев долго молчал, переваривая полученную информацию, потом положил Сергею руку на плечо и спокойно и жестко сказал: