Все бумаги, полученные Либманом на приемном пункте, куда его любезно проводил пан Владыевский, оказались фальшивкой…
С этого дня начался крах. Улыбчивые дотоле чеченцы вдруг резко посуровели и включили счетчик. Михаил пытался взять кредиты и снова раскрутиться, но внезапно бесследно пропал главбух его кооператива, после чего начались бесконечные ревизии и проверки.
В один прекрасный день Руслан привез Либмана на какую-то грязную хату и угрюмо сказал:
— Плохо работаешь. Нас разорил, друзей — разорил… Думай, что делать, где деньги взять… А пока посидишь здесь…
Руслан уехал, а его земляки пристегнули Мишу наручниками к батарее и долго били ногами. Его не отстегивали от батареи даже для того, чтобы сходить в туалет, и в конце концов Михаил, трясясь от унижения, обмочился прямо в штаны, за что чечены били его снова. На вторые сутки его заключения гордые горцы привезли перепуганную Марианну. Либману до этого заклеили рот, а на голову надели чулок, через который он видел, как его жену изнасиловали сначала в рот, потом сзади, а потом кто как хотел — по очереди и вместе…
Через несколько дней Михаил Либман подписал ряд документов, по которым и его кооператив, и квартира, и вообще все, что у него было, перешло в собственность фирмы «Вайнах»…
Жить Либман стал в той самой грязной хате без мебели, где его держали пристегнутым к батарее… Марианна никого не узнавала, впала в детство, таскала за собой повсюду какую-то куклу и разговаривала только с ней и только по-украински…
Руслан предложил Мише работу в «Вайнахе» — рассчитывать для них сомнительные торговые операции — за еду и лечение Марианны, которую бывший однокурсник «по доброте душевной» устроил в клинику ВМА. Михаилу разрешили навещать ее раз в неделю. Единственное, что Миша смог вымолить у Руслана, — это отправить дочку во Львов к бабушке с дедом. Руслан пошел на это потому, что не хотел лишней обузы — с малышкой ведь надо было кому-то сидеть.
Фактически Либман превратился в раба Руслана и его земляков, хотя спустя некоторое время его формально сделали генеральным директором фирмы «Вайнах». Либман с тоской понял, что, видимо, в ближайшее время через «Вайнах» будут провернуты какие-то откровенно криминальные операции, после чего все стрелки сведут на него и, в конце концов, его ликвидируют. Пользуясь тем, что горцы перестали контролировать каждый его шаг, считая, что он все равно никуда не денется, пока у них под присмотром находится Марианна, Миша Либман стал активно наводить справки о том, кто бы мог его защитить от чеченов. Знакомые вывели «Эйнштейна» на Олега Званцева, про которого говорили, что он сильно «черных» недолюбливает и может, в принципе, помочь. При встрече Либман, захлебываясь словами, предложил несколько совершенно гениальных коммерческих проектов, которые брался довести до ума, если Олег отобьет его у чеченов. Через несколько дней Званцев ответил согласием, но сделать ничего не успел, угодил в «Кресты» вместе со многими своими братками. Либман решил, что судьба отвернулась от него, и перестал надеяться на чудо, окончательно покорился своей участи. Звонок Катерины с предложением начать решать его проблемы вновь подарил Мише сумасшедшую надежду…
К концу рассказа Либмана Челищев окончательно утратил свой несколько ироничный настрой, с которым шел на встречу с коммерсантом.
Жутко стало Сергею. Некоторое время он сидел молча, а потом спросил:
— Документы — реквизиты, адреса польской стороны сохранились? Даты, фамилии, цифры?
Либман затряс головой и, увидев, как досадливо сморщился Челищев, торопливо сказал:
— Но я все помню, все абсолютно… У меня же феноменальная память… осталась… — Последнюю фразу он прошептал сорвавшимся голосом и затрясся в рыданиях.
Вечером за ужином в кафе Сергей рассказал Катерине о своей встрече с Либманом. Она выслушала его, ни разу не перебив, и когда Челищев замолчал, спросила:
— Ну, и какое твое мнение? Сергей пожал плечами:
— Сложно сказать… В принципе, дело тухлое… То, что там «кидалово» было в Варшаве, ясно даже ежу. Типичная разводка. Если Миша не врет, конечно. А он не врет, я в этом уверен… В милицию бесполезно обращаться, следствие затянется на годы, до его конца Либман не доживет. Единственный шанс — попробовать через поляков что-то прошустрить. Такая гора алюминия все равно не могла бесследно исчезнуть…
Катерина достала сигарету и подождала, пока Челищев поднесет ей огонек зажигалки.
— А как через поляков решать? Это же смертельный номер… Сергей усмехнулся:
— Помнишь Марека Зелиньского? Катя сдвинула брови, припоминая:
— Марек-Солидарность? Учился с нами который? Чернявенький такой, да? Ну-ну…
— Он, между прочим, сейчас в Варшавской прокуратуре работает… Мы с ним пару раз. контачили, правда, тогда все было официально. Но, в принципе, можно попробовать… Катерина вскинула на Сергея глаза.
— Короче, тебе в Польшу ехать надо… Челищев пожал плечами — мол, решать-то не мне, я, мол, свои выводы сказал, а дальше — сами думайте.
Катя вдруг резко вскочила и схватила висевшую на спинке стула свою сумочку.
— Так, Сережа, я съезжу проконсультируюсь, а ты, как доужинаешь, иди к себе, здесь недалеко… Я потом к тебе заеду. Пустишь?
У Челищева почему-то пересохло в горле. С усилием сглотнув, он ответил вопросом на вопрос:
— А ты… адрес-то помнишь еще? Катя ответила Сергею долгим взглядом, потом кивнула:
— Помню, Сереженька… Я все помню…
Со значением так сказала, резко повернулась и плавной походкой быстро пошла к выходу, собирая по дороге однозначные взгляды мужской половины посетителей.
Сергей после ее ухода ужин продолжать не мог, аппетит пропал напрочь. Сломя голову он помчался домой, принялся прибираться, курил сигарету за сигаретой, убеждал сам себя: «Ну что ты так распсиховался? Просто заедет на минутку, деловые вопросы обсудить… Что между нами может быть? Она же замужем… За Олегом, не за кем-то…» И все равно он совсем по-юношески волновался. Катя приехала около полуночи. Осторожно войдя в прихожую, она принялась оглядываться.
— Господи… Почти ничего и не изменилось. Все, как десять лет назад, — прошептала она с грустной улыбкой.
Сергей качнул головой и полез за очередной сигаретой:
— Только папы с мамой больше нет… Голос его дрогнул, и Катя, поняв свою оплошность, положила руку ему на плечо.
— Прости, Сережа… Я не то сказала… До сих пор поверить в это не могу…
Она прошла до конца прихожей и замерла, вглядываясь в большое настенное зеркало.
— Значит, прямо здесь все и произошло? Кошмар какой… Но ты мне говорил, что убийцу поймали?
Сергей пожал плечами. Естественно, они с Катериной не в первый раз касались в разговоре темы убийства его родителей. Каждый раз Сергей хотел поделиться с ней всеми своими сомнениями и подозрениями, и каждый раз что-то удерживало его от этого. Рассказы получались короткими, скомканными и путаными, но Катерина практически никогда не переспрашивала его, понимая, видимо, что лишние вопросы могут доставить Сергею лишнюю боль… Сам же Сергей мысленно решил, что нужно дождаться выхода Олега из тюрьмы (тем более что Катерина уверяла — ждать осталось недолго) и обсудить все с ним. Инстинкт следователя подсказывал Челищеву, что активные «следственные действия» стоит начинать лишь после того, как хоть немного освоишься в незнакомой среде… Поэтому его ответ Катерине был смазанным, по сути никаким: