После того как Игорь ушел, Челищев долго сидел на кухне и курил, а потом взглянул в висевшее у мойки зеркало и чуть не вскрикнул; показалось, что смотрит на него из зеркала молодой Александр Владимирович, и точно так же падала ему на глаза рано поседевшая челка.
На седьмой день Челищеву, механически подбивавшему свою «бухгалтерию» в прокуратуре, позвонил Гоша Субботин и деловито сообщил:
— Серега, сегодня взяли одного парня с вашим «Филипсом». Давай, двигай в Смольнинское, его в тамошнем ИВС [3] маринуют.
Сергей вскочил, сгреб все бумаги в сейф и, напяливая на ходу куртку, ткнулся в двери начальника отдела. Дверь была заперта, чему Челищев совершенно не удивился. Быстро прикинув в уме возможные варианты, он рванул в приемную Прохоренко. Болтавшая с кем-то по телефону Воронина моментально скруглила разговор, положила трубку и молча уставилась на Сергея испуганными глазами трепетной лани… После ухода Челищева из ее квартиры в день, когда погибли его родители, между ним и Юлей не было произнесено ни слова. Челищеву не давала покоя мысль, что он трахался с этой роскошной телкой как раз тогда, когда убийца входил в его дом… Если бы он тогда поехал домой, если бы! Но, как говорил Андрей Румянцев, приятель и коллега Челищева:
«Если б у бабки были хрен да борода, то был бы уже дедка…» Нет, Челищев был далек от того, чтобы в чем-то обвинить Юлю, считая ее в определенном смысле человеком Божьим, в смысле — убогим и безответным, но разговаривать с ней и видеть ее ему было неприятно.
— Отцы в «бункере»? — сухо спросил Воронину Челищев, и она молча закивала в ответ, продолжая испуганно таращиться на него.
— Понятно, очередное рабочее совещание, ни сна ни отдыха, постоянно-непрерывно, углублять, расширять, мы все на страже… Вылезать будут, скажи моему, что я в Смольнинское поехал, объяснительную брать.
— Какую объяснительную? — пролепетала Юля.
— Просто объяснительную, он переспрашивать тебя не будет, — убежденно кинул через плечо, уже выходя из приемной, Сергей…
…Субботин ждал его у Смольнинского РУВД, нагло рассматривая проходящих мимо девушек. То, что он еще ни одну не остановил и не начал «клеить», свидетельствовало о его недолгом ожидании. Гоша, по его собственному выражению, был «похотлив, как карась», о чем всегда честно предупреждал свою очередную пассию, наивно думающую, что это такие «шутки ментовские». Разочарование всегда было горьким, Гоша говорил о себе чистую правду, а шутки у него были в основном «черные», непонятные гражданским лицам, не имеющим каждый день малоприятных дел с покойниками различной категории свежести…
— Ну, что? — не здороваясь, спросил Субботина Сергей.
Гоша, сморщившись, закурил и, похмыкивая, начал рассказывать…
— Пока все не очень понятно… Доблестный патруль ГАИ задержал сегодня утром в автомобиле ВАЗ-21083 цвета «мокрый асфальт» некоего гражданина Касатонова Михаила Ивановича, семидесятого года рождения, из Саранска. У гражданина Касатонова в машине была какая-то блядь и ваш магнитофон. Про магнитофон потом уже выяснили, а сначала — такое горе! — было выявлено полное отсутствие у Михаила Ивановича документов на машину и водительских прав и такое же полное, но присутствие вторичных признаков алкогольного опьянения, именуемых в просторечье похмельем… Откупиться гражданин Касатонов не мог, видимо, потому что всех денег при нем было — на пачку дешевых сигарет, вот его и начали обоснованно задерживать… Ну и потом уже красный магнитофон на заднем сиденье увидели (сержантик в наряде, видно, молодой попался, бдительный…). Ну и все. Как ни странно, Михаил Иванович был благополучно доставлен в камеру, где и сидит, по всей вероятности, сейчас…
— Машина в угоне?
Субботин пожал плечами:
— Самое смешное, что нет. На пенсионере каком-то висит, его сейчас отрабатывают.
— А что Касатонов говорит?
— Да ничего не говорит, потому что его, похоже, никто ни о чем еще серьезно не спрашивал… Как его в «аквариум» определили, зам по розыску сразу мне и отзвонил, весь такой напуганный, мол, нам вашего не надо, мы, мол, задержали — посадили, а работайте уже сами, мы люди крестьянские, могем что-то не так сделать, по слабоумию своему и бестолковости.
Сергей понимающе кивнул головой. Год назад все питерские опера хохотали над одним ухарем из Смольнинского розыска, «расколовшим» под тихую ночную грусть задержанного подозрительного гражданина без документов, позже оказавшегося профессором биологии, но очень похожего по приметам на убийцу-маньяка. Профессор, по счастью, оказался своим парнем, ему оплатили из «оперативных» вставление пластмассового зуба взамен неожиданно выпавшего ночью в Смольнинском РУВД, и дела он возбуждать не стал, но скандал все равно был большой. Говорят, в Смольнинское нагрянул сам Иваньшин, начальник питерского УУР, и орал на весь личный состав матерно, рекомендуя «сыщикам херовым» не заниматься херней, раз уж все равно головы нет, а руки из жопы растут. С тех пор, надо и не надо, Смольнинский розыск по любым мелочам названивал в главк. «Это ненадолго, — смеялись в ГУВД. — До прямого устного указания продолжать заниматься херней и не мешать всем остальным работать».
— Ну что, Серега, пошли знакомиться с гражданином Касатоновым.
Гоша затоптал окурок, и они с Челищевым вошли в унылое помещение дежурной части…
Касатонова уже два часа «разминал» смольнинский опер Валера Чернов. Основной целью «разминок» было вымотать допрашиваемого, утомить его повторяющимися малозначительными вопросами типа: «Где родился, с кем живешь, с кем дружишь?» Когда Челищев и Субботин вошли в маленький кабинетик, заполненный сизыми клубами сигаретного дыма, выражения лиц у Чернова и Касатонова были похожи — своей легкой одурелостью и усталостью друг от друга.
Гражданин Касатонов оказался типичным раскаченным до предела представителем «нового поколения», со всеми положенными атрибутами быка низшего бандитского звена; стрижка под американского сержанта, тайваньского пошива «Пума», самопальная кожаная куртка…
Челищеву сразу не понравилось проступающее сквозь похмельно-допросную усталость выражение детской безмятежности на лице Касатонова — не характерна была такая безмятежность для задержанного милицией субъекта, на котором, предположительно, двойная мокруха висит.
Чернов, предложив Субботину стул за свободным столом, а Челищеву — напротив «быка», сказал, обращаясь к Гоше:
— Выясняется, что приятель в школе учился плохо. Врать и то не умеет, память слабая, чем на неделе занимался — вспомнить не может. Или не хочется вспоминать, а? — повернулся к Касатонову опер. Касатонов нервно зевнул и ответил без выражения:
— Я уже сказал, в натуре… На дискотеке в «Пулковской» гулял.
Юморной парень, — снова повернулся к Субботину Чернов. — Сейчас я тоже всех развеселю, когда скажу, что в «Пулковской» уже десять дней никаких дискотек нет — мы проверяли, у них там профилактический ремонт какой-то… Субботин подхватил эстафетную палочку и с ходу включился: