– Всегда – это сколько? – с иронией спросила Ника.
– Всегда – это полгода. Ровно столько, сколько нужно было, чтобы выпотрошить этого безмозглого Буратино.
– И он подарил тебе азбуку, – Ника не успела договорить, как послышался спокойный и убийственный голос Марго:
– Ника, заткнись!
Из нашей журналисточки как будто пар выпустили. Она знала, что Марго с такой точки кипения может сказать больше, чем хотела бы услышать Ника.
Я, наслаждаясь всеобщим вниманием, нагло положила правую ногу на подлокотник Катькиного кресла и ждала, чтобы мне дали прикурить. Четыре зажигалки олимпийскими факелами тут же вспыхнули у меня под самым носом. Не шевельнулись только Ника и Марго.
– Я спала с ним полгода, – цинично и спокойно рассказывала я, – поэтому знаю все его привычки. Он не трус, но припугнуть его хорошенечко можно – если хорошо придумать историю, и тогда он отдаст и продаст все, даже собственную маму.
– А денег-то у него много? – поинтересовалась практичная Маша.
– Как у дурака фантиков, – заверила я.
– Тогда звони, – притихшая над последней конфетой Мила очнулась и, как всегда, изрекала конкретное предложение.
Мне тут же сунули в руку трубку. Я растерянно посмотрела на нее и увидела в ее кнопочках констатацию грядущей своей погибели.
Я еще не забыла номер Марата. Ноготки привычно поцокали по циферкам, и в трубке почти сразу послышался солидный, весом в пару миллионов долларов США, голос.
– Алееее, – и тут же: – Роза! Девочка моя!
Я так же привычно отстранила трубку подальше от уха. Я знала, что две-три минуты она будет исторгать только бесконечные, нелепые комплименты и восторги по поводу моего звонка. Нет, все-таки мало я содрала с него!
Девчонки с замиранием сердца и завистью смотрели на мои фокусы. Кажется, они в эту минуту учились у меня, как управлять мужчинами, если не вспоминать о проклятой женской логике. С ними нужно общаться по их сволочной – мужской – логике. Даже у Марго глаза радостно заблестели, и она в унисон моей брезгливой мимике изображала те же ухмылки, что и я.
– Алло, – голос мой от волнения был немного хриплым. Я знала, что его низкая тональность обычно приводит мужиков в дрожь, но вот если еще и с хрипотцой, тут уж мало кто устоит. – Хочу потеснить твой гарем, милый, – меня саму даже передернуло от пошлости.
– Буду рад вспомнить молодость, – тут же согласился Марат. Интересно, он что, думает, что и сам был молод, когда я была его пассией? Да это было считанные месяцы назад! Ну, подожди у меня!
– Соскучилась, котик, хочу встретиться, назначь время, я всегда свободна для тебя. Но одно условие – только ты и я, о'кей?
«Котик» тут же назначил время свидания, и я с облегчением выключила телефон.
– Ну, девки, с вас пузырь!
– Ой, ты зеленая какая, – жалостливо протянула Оля.
– Позеленеешь тут, – неохотно призналась я.
– Слушай, а как же ты спала с ним? – даже Ника прониклась сочувствием.
– Молча, – я тут же отвергла ее участие в нашей нелегкой операции.
– Так, девочки, не расслабляемся, – Марго по обыкновению взяла инициативу в свои руки. – На дело, кроме нас с Розой, идут Оля и Катя. Ника, Маша и Плюшка остаются в резерве.
– Это почему же я – ив резерве? – возмутилась Ника.
Ее вопрос остался без ответа.
– Если мы не вернемся… – торжественно начала Марго.
– Мы будем считать вас этими… – Машка подавилась своей шуткой от одного взгляда Марго.
– Если мы не вернемся… – повторила наш лидер.
– …Мы за вас отомстим! – Ника говорила всерьез, но Марго почему-то улыбнулась и сказала:
– А ну вас! Если мы не вернемся, это значит одно – нам уже плевать на эти голозадые проблемы!
* * *
В назначенное время я красиво и медленно, как будто оттягивая последние секунды перед казнью, спустилась с лестницы нашего офиса на Фонтанке. Я специально назначила Марату встречу на площади Островского, чтобы унять нервную дрожь и привести свои мысли в порядок. Вечерние улицы были ярко освещены, машин было совсем мало, и серебристый джип Марата занял, казалось, все свободное пространство.
– Девочка, Розочка, – от этого словесного сиропа можно было поскользнуться и сползти прямо на проезжую часть. Но Марат вовремя подхватил меня под руку и усадил в машину, звонко шлепнув по заднице. Зубы мои почему-то начали мелко клацать.
– Девочка замерзла? Девочку нужно согреть? – продолжал сиропить Марат. Он вел машину спокойно и уверенно.
– Котик, миленький, – пропела я в унисон его кондитерскому голосу, – остановись на минуточку у театра, мне тут контрамарки нужно забрать, я быстро… плиз!
«Котик» послушно остановил машину, и в салон моментально ворвалась вся команда. Марго потеснила растерянного Марата, пугая его воткнутым в бок незаряженным пистолетом. На заднее сиденье одним махом заскочили Ольга и Катька. Я все так же тряслась на переднем.
– За что? – Марат был искренне удивлен и почти не напуган. Он включил зажигание, и машина плавно тронулась с места. Мне даже стало стыдно, что я так резко перешла от сладких словечек к тыканию в его бок опасной игрушкой для крутых мальчиков.
– За деньги, – конкретизировала умная Катя, – вы, мистер, наш кошелек.
Больше она ничего не успела сказать. Три черных джипа на первом же светофоре взяли нашу серебристую лайбу в каре. Мы и не подозревали, что машина может вместить так много людей. Но она вместила. Еще троих.
Марат как-то очень устало вздохнул и спросил:
– Девки, вы с ума сошли, да? Если бы мы вас сейчас постреляли, нам бы ничего не было. Или вы за решетку захотели?
Мы дружно молчали.
– Статью за похищение знаете?
– Знаем… – голос Марго был увядшим.
– Сколько дадут, знаете?
– Знаем.
– Ну, вы и дуры!
– Знаем, – осмелела наша мать-командирша, – но нам так надо было!
– Это вот ей надо было. Контрамарки на спектакль. Театралка хренова, – ехидно добавил мой бывший благодетель. – Ну и стерва же ты, Розка, стерва и дура. Ты что, забыла, что у меня в тачках громкая связь? Забыла, как сама же просила ее отключить, когда я тебя трахал на заднем сиденье?
– Забыла, – растерянно подтвердила я.
– Дура! – хором отозвались девчонки.
Марат сидел молча, судя по всему, придумывал нам казнь. Телохранители тоже молчали, терпеливо и с явным удовольствием теснясь с девчонками на заднем сиденье.
– Рассказывайте, – наконец произнес наш судия. Мы наперебой стали рассказывать ему о злосчастном журнале, который лишил нас работы, доброго имени, чести, наконец.