Человечек молчал. Жизнь бомжа — не сахар. Она наполнена опасностями покруче, чем у какого-нибудь киношного супермена. Обидеть, избить и даже убить бродягу может любой. Часто и убивают. Самого Федора год назад несколько часов били в Токсово подростки. Остановились тогда, когда показалось — умер. А он выжил, четыре дня отлеживался в овраге… От ментов тоже ничего хорошего не жди. Он уже пожалел, что сдуру сказал про Гальку. А слово не воробей — пришлось звать. Голос звучал виновато.
Сквозь оконный проем вылезло существо женского полу. По-другому не назовешь. Существо остановилось у стены, подходить не спешило.
— Так не видел, тезка?
— Видел, — неожиданно для себя ответил бомж, — с ней вместе и видел… Ну.
Где— то вдалеке медленно расправляла крылья любимая птица майора Петрова. Имя ей -Удача.
— Выручай, братуха, — сказал Петров проникновенно, — литр с меня. Во как надо! Беда! Начальство поедом жрет, ты ж понимаешь.
Он провел ладонью по горлу.
— А выпить есть? — раздался от стены пронзительный голос бомжихи.
— Найдем, лапуля, — в момент отозвался Петров. — Колюня, сгоняй к ларькам.
— И гонять нечего, — вмешался капитан Тоболов, — есть у меня «конина».
Через две минуты Петров сидел «в гостях» у бомжей и пил греческий коньяк «Метакса».
— Ну, бля, дает командир! — сказал Сынок. — Из бомжовых стаканов пьет. Тут же любая зараза может быть.
— Когда для дела нужно, даже целоваться с этой принцессой станешь, — ответил капитан.
Оперативники, чтобы не мешать доверительности беседы, держались в стороне, говорили негромко.
— Значит так, — говорила Галька, закусывая тоболовским бутербродом, — никаких протоколов. Понял, тезка херов?
— Договорились, — ответил майор, отмечая про себя напор и проницательность этой бабы.
Лидер в этой паре — она.
— Приехали они на двух машинах. На этой тачке и вишневой «четверке». Менты переглянулись: в цвет! Птица Удача расправила свои хрупкие крылья и готовилась взлететь.
— Ну, дальше, дальше, родная.
— Дальше тебе номер нужен, родной. А без литра я не вспомню.
— Саша? — окликнул Тоболова Петров.
В багажнике оперативного «жигуленка» у капитана лежали еще пять бутылок коньяка. Ему их презентовал один азер-ларечник. Но это уже другая история. Скрепя сердце он принес еще бутылку. Она стремительно исчезла в глубинах Галькиного пальто. Иллюзион!
— Пиши, папа, номер, — сказала бомжиха.
Расплескивая голубое пламя с крепких крыльев, сильная ментовская птичка взмыла с руки майора Петрова.
— Отлично! Собирайтесь, едем.
— Куда? — хором спросили бомжи.
— В казенный дом, родные…
Тоболов продиктовал в рацию запрос на владельца «четверки». Через пятнадцать минут он записал на плотном четырехугольнике картона: «Терехов Владимир Николаевич. Родился П. 12.47 в Ленинградской области. Проживает в поселке Грёмово, Комсомольская, 10. В 83-м осужден на три года за спекуляцию. Освободился досрочно в 85-м».
Когда прозвучала фамилия Терехов, Галька пьяненько закричала:
— Точно, они же его Терехом называли.
— Золотая ты моя, — отозвался Петров, — цены тебе нет. Бросишь пить — к себе возьму, генеральские погоны тебя ждут не дождутся.
— Ты лучше отпусти. Слышь, ты обещал…
— Отпущу, — добродушно ответил майор. — Вот зафиксируем ваши показания. Полистаете альбомы кой-какие. Может, знакомые морды увидите.
— Мент поганый!
— Мент, — легко согласился Петров. Сейчас его можно было называть как угодно. Плевать, главное — дело пошло. Пошло дело, поперло. Нутром он чувствовал, что торопить события не следует. Скоро они сами пойдут вскачь — не догонишь. Выход на одного из участников преступления — факт. Недооценивать его нельзя, нельзя забывать и о том, что у преступников более чем пятнадцатичасовая фора. Где они сейчас?
Где женщина с девочкой? Что с ними? Опыт Петрова подсказывал, что каждый найденный ответ влечет за собой десяток новых вопросов, которые потащут за собой другие. В данный момент его заботила только судьба заложников. Участь преступников уже определена, решил он, деться им некуда.
Всего через несколько часов Петров поймет, как сильно он заблуждался. Но до этого произойдет еще много событий.
Томка сидела на перевернутом ящике. Ей было страшно, бил озноб, болела голова. Глухое, без окон, помещение — сплошной бетон — освещали две яркие стоваттные лампы. Стеллажи со стеклянными банками, коробками. Ящики сложены штабелем в углу. Незнакомый мужик… лицо в крови. Глаза злые и затравленные. В беспощадном свете ламп Томка не узнала Серого. Если бы ей дали сейчас зеркало, она не узнала бы и себя. В дальнем углу она заметила другого мужика — маленького, лысоватого. Он показался ей смутно знакомым.
— Ну, что дрожишь-то? — спросил он. — Выпей вот лучше. У Тереха тут спирту — как у дурака махорки. Залейся!
Томка вспомнила, что этот маленький, кажется, не злой, совал ей бутерброд с яичницей.
— Где я? — спросила она. — Где моя дочка? Настенька где? Что это за место?
Мужичок с задумчивым видом почесал лысину.
— Это д-долго объяснять, — довольно фальшиво сказал он. — Сама-то ничего не помнишь?
— Нет, — качнула головой Томка. Боль накатила ослепляющей волной. Свет двух ламп дробился и отражался в сотнях пустых стеклянных банок. Маленький мужичок поднес ей эмалированную кружку, остро пахнущую алкоголем:
— Выпей, Тамара, легче будет. П-правда.
— Откуда вы меня знаете?
— Ты пей, пей. П-потом я все тебе объясню. Меня, кстати, Николаем зовут.
— Очень приятно, — ответила Томка чисто автоматически и так же автоматически взяла протянутую кружку.
Залпом выпила. Огненный шар прокатился по пищеводу. Перехватило дыхание. А Николай уже ловко налил чего-то в кружку:
— Запей. Сейчас п-пройдет.
Так же послушно она запила. Через несколько минут прошли озноб и головная боль. Стало тепло. Мудрым оказался маленький мужичок Николай. Если бы его рассказ Томка выслушала трезвой… Пьяная она вынесла все. Все вспомнила. И не заплакала.
Боец очнулся спустя сорок минут. Его бред (сон? явь?) окончился так же внезапно, как и начался. Это был не первый случай. О них Боец никогда и никому не рассказывал. Собственно, это бывало только тогда, когда появлялся Другой Некто.
— Да, Валера, пора тебе на покой, — сказал Боец вслух. — Перекуем, так сказать, мечи на орала. Проведем полномасштабную конверсию. Пора.
Да и не мальчик уже — скоро тридцать два. Побаливает нога, пробитая осколком мины семь лет назад. Два-три раза в неделю он ходил в спортзал. На равных работал в спарринге с ребятами моложе лет на десять. Не курил. Почти не пил. На всех, кто его знал, производил впечатление человека очень сильного, жесткого, волевого. Боец, одним словом.